Статья. Про фрустрирование клиента тоже хорошая тема

Вот приходит клиент, у него запрос, ты говоришь все, что относится к запросу, все ОК.

Вот не клиент, а близкий, который мне небезразличен. Я могу позволить себе сказать ему все, что относится к его ситуации, даже если запроса не было. Я обычно в таких случаях сначала спрашиваю: «Можно я скажу тебе свое мнение?» и понимаю, что если он сейчас от моих слов рассыплется, то собирать его тоже мне. Мои близкие это называют «ты за мной присматриваешь». Я это называю «кудахтать». В этом очень много любви, когда ты одновременно признаешь право на свободу выбора ценного тебе человека, но предупреждаешь о неустойчивых камнях осыпи, по которой он взбирается. Некоторым клиентам, из тех, что помладше, такой режим поддержки тоже достается.

Вот снова клиент с запросом и входным анкетированием, от которого некоторые клиенты рассыпаются еще не начав работу, на сборе основных воспоминаний. Но вот у него запрос, допустим, про прокрастинацию, а в анкете упомянуто сексуальное насилие. Причем, упомянуто походя, как насилие он его не распознал. То, что событие являлось насилием – это 100%, и, хотя подобное событие тоже 100% в его жизни не повторится, оно было и как-то могло повлиять на картину мира.

Говорить или не говорить? И когда говорить? Все, что не считается клиентом проблемой, проблемой не является, работать не будет, а вот фрустрирован будет.

Вот снова клиент с запросом о себе и с несовершеннолетним ребенком, который от действий родителя портится, прям откровенно портится. Ну, тут я обычно все же говорю сразу – стараясь максимально смягчить императивы, но говорю прямым текстом: дети так портятся, попробуйте вот то и это, вместо той дичи, которую вы с ним творите, йомайо. Тут я все же считаю, что последствия ожидания, пока клиент сам прозреет, что творит в отношениях с ребенком, хуже, чем фрустрация.

Если приходит младший коллега в супервизию, то тоже говорю сразу, потому что он может причинить вред людям.

Вот снова клиент, предъявляет как ценное некое свое качество, одновременно ненавидя всей душой это же самое качество в своем родителе. И творит в отношениях со взрослыми точно такую же дичь, какую по его рассказам творили мама и папа. Вот тут Марина Михайловна прикрывается каской – потому что и по ней же прилетает этими самыми качествами – и думает: выдергивать у него опору на это качество из-под ног или дать самому убиться, а потом посочувствовать?

Если что, как бы клиент не декларировал на входе презумпцию: «Я надеюсь, вы мне будете говорить, если увидите, что со мной что-то не так», но чаще всего в меня летит куча эмоций, когда я трогаю действительно ценное – идеальный образ родителей или идеальный образ себя. Сами-то эмоции не проблема, проблема, что клиент не способен после этого работать, процесс разваливается.

И если в случае выше с насилием, там я молчу, но стараюсь наработать для клиента побольше опор, потому что ожидаю, что он может в какой-то момент осознать сам произошедшее, и тут-то нам нужны будут наработанные поддержка и опора. То в последнем случае, пока я клиента не разверну лицом к зеркалу и не выдаем ему жесткую оценку его действий, он так и понесет свой стиль жизни и дальше.

Но ведь запроса не было, да? Он же взрослый человек и имеет право на свой собственный стиль жизни, на свои выборы и на встречу с последствиями этих выборов? И мы же говорим о собственной этике клиента, а не о том, чтобы она совпадала с этикой Марины Михайловны? Тем более, если он абсолютно доволен собой.