Тогоева О.И. Сказка о Синей Бороде

Цитаты Yagaya-Baba.ru Все статьи Цитаты   2017-01-02 04:47:00



Хотя волосы у Жиля де Ре были светлые, борода

была черной, непохожей ни на какую другую.

При определенном освещении она приобретала

синеватый оттенок, что и привело к тому, что

сир де Ре получил прозвище Синяя Борода…
Поль Локруа. Странные преступления

«Жил-был человек, у которого были красивые дома и в городе, и в деревне, посуда, золотая и серебряная, мебель вся в вышивках и кареты сверху донизу позолоченные. Но, к несчастью, у этого человека была синяя борода, и она делала его таким гадким и таким страшным, что не было ни одной женщины или девушки, которая не убежала бы, увидев его.


У одной из его соседок, почтенной дамы, были две дочки, писаные красавицы. Он попросил у этой дамы одну из них себе в жены и предоставил ей самой решить, которую выдать за него. Но они, ни та, ни другая, не хотели за него идти… так как ни одна не могла решиться взять себе в мужья человека с синей бородой. Кроме того, они боялись еще и потому, что этот человек уже не раз женился, но никто не знал, куда девались его жены».

This portrait is often seen in books about Gilles de Rais               The Gilles de Rais coat of arms

Все мы хорошо знаем продолжение этой сказочной истории, записанной Шарлем Перро.Синяя Борода пригласил даму к себе в гости, и в конце концов ее младшая дочь решила, что борода его «вовсе уж не такая синяя… и что он замечательно вежливый человек». Была сыграна свадьба, а через месяц молодая жена оказалась в замке одна со связкой ключей и запретом входить в комнату «в конце большой галереи нижних покоев». Именно там она, не в силах побороть свое любопытство, и обнаружила всех прежних жен Синей Бороды — «трупы нескольких женщин, висевшие на стенах». Запрет оказался нарушен, и от смерти несчастную спасло лишь вмешательство братьев, приехавших ее навестить: «Синяя Борода узнал братьев своей жены… и тотчас же бросился бежать, чтобы спастись, но оба брата бросились за ним… Они пронзили его своими шпагами насквозь, и он пал бездыханным «1 .

По классификации Аарне — Томпсона эта сказка относится к типу ТЗ12 или Т312А и является волшебной 2. И хотя Перро записал ее в XVII в. во Франции, отдельные ее мотивы и сходные с ней сюжеты обнаруживаются в более ранних произведениях, происходящих из весьма отдаленных регионов.
---------------------------------------

1 Перро Ш. Сказки. СПб., 2000. С. 63-73.
2 Aarne A. The Types of the Folklore. Helsinki, 1928; Thompson S. Motif-Index of Folk Literature. Helsinki, 1932—1936. 6 vols.; Пропп В. Я. Исторические корни волшебной сказки. Л., 1986. С. 54.
182

  Как мы знаем, у последней жены Синей Бороды в сказке нет имени, но ее старшую сестру зовут Анна. Персонаж сестры-помощницы хорошо известен как литературе, так и фольклору. В четвертой книге «Энеиды» главной помощницей царицы Дидоны оказывается ее старшая сестра — и притом по имени Анна 3. Без помощи сестры, на этот раз младшей, не обходится в «Тысяча и одной ночи» и Шахразада. Каждый раз, когда ночь приближается к концу и смерть угрожает Шахразаде, ей на помощь приходит Дуньязада 4.

Персонаж конфидентки известен и европейской средневековой литературе, в частности рыцарскому роману. Такова, к примеру, Анна — сестра Дидоны из «Энея» (французского романа XI в., переложения «Энеиды» Вергилия). Такова Люнета — наперсница Лодины из романа Кретьена де Труа «Ивейн, или Рыцарь со львом». Такова, наконец, Дариолетт, подружка Элизены из «Амадиса Галльского», испанского романа XIV в.5

--------------------------------------------
3 «Верной подруге своей, сестре, больная царица / Так говорит: «О Анна, меня сновиденья пугают!»» (Публий Вергилий Марон. Собр. соч. СПб., 1994. С. 17).
4 Когда же настала вторая ночь, Дуньязада сказала своей сестре Шахразаде: «О сестрица, докончи свой рассказ…». И Шахразада ответила: «С любовью и удовольствием, если мне позволит царь!» (Тысяча и одна ночь: (Избранные сказки). М., 1975.С. 31).

5 Михайлов А. Д. Французский рыцарский роман. М» 1976. С. 58,130,168; Фрейденберг О. М. Поэтика сюжета и жанра. С. 335.
183

  Сходный со сказкой о Синей Бороде сюжет мы находим в «Тысяча и одной ночи». Это история принцессы Нузхан-аз-Заман, поддавшейся уговорам незнакомого бедуина. Видя, что она одинока, он предлагает ей ехать с ним: «Мне досталось шесть дочерей, и пять из них умерли, а одна жива… А если у тебя никого нет, я сделаю тебя как бы одной из них, и ты станешь подобна моим детям». «И бедуин непрестанно успокаивал ее сердце и говорил с ней мягкими речами, пока она не почувствовала склонности к нему… А этот бедуин был сын разврата, пересекающий дороги и предающий друзей, разбойник, коварный и хитрый…». Оказавшись в его власти, Нузхан-аз-Заман страдает от побоев и унижений и готовится к смерти, когда ей на помощь приходит заезжий купец и выкупает ее у бедуина 6.

Более сложное построение, при идентичном сюжете, у сказки «Чудо-птица» (Fitchers Vogel), записанной братьями Гримм. Здесь действует некий колдун, живущий в темном лесу. Он ходит по домам и хватает девушек, которых после этого никто никогда больше не видит. Так он приходит к дому «одного человека, у которого было три красивых дочери». Все они по очереди попадают к колдуну. Первых двух губит любопытство: они заглядывают в запретную комнату, колдун узнает об этом и убивает их. Третья девушка оказывается удачливее. Она приходит в запретную комнату, видит убитых сестер, оживляет их, ухитряется скрыть от колдуна свой поступок и становится его невестой. Она посылает его к своим родителям с корзиной золота, в которой спрятаны ее сестры. Как только девушки добираются до дому, они зовут на помощь. Третья сестра, обвалявшись в перьях и превратившись в чудо-птицу, неузнанной встречает колдуна и его гостей. «Но только вошел он вместе со своими гостями в дом, а тут вскоре явились братья и родные невесты, посланные ей на подмогу. Они заперли все двери дома, чтобы никто не мог оттуда убежать, и подожгли его со всех сторон, — и сгорел колдун вместе со всем своим сбродом в огне»7.
--------------------------------
6 Книга Тысячи и одной ночи: В 8 т. М., 1958. Т. 2 (ночи 39- 145). С. 111 — 113. Похожий сюжет имеется и в «Хитопадеше» — вольном пересказе «Панчатантры» и в ее переводе на арабский язык — «Калиле и Димне» (Les Contes de Perrault / Dessins par Gustave Dore, preface par P.J. Stahl. P., 1883 (reprint: P., 1971). P. 191).
7 Братья Гримм. Сказки. Минск, 1983. С. 135—138. Сказка известна также в Центральной Африке. Америке, Палестине, Гренландии и т. д. См.: Перро Ш. Сказки. С. 350, а также: Der Blaubart 312 //

http://www.maerchenlexikon.de/at-lexikon/at312.htm и Bluebeard. Folktales of Aarne—Thompson types 312 and 312A about women whose brothers rescue them from their ruthless husbands or abductors / Translated and/or edited by D.L. Ashliman //http://www.pitt.edu/-dash/typ90312.html .
184

Несмотря на некоторые различия в деталях, разное время и место бытования, все эти истории похожи друг на друга. Общим для них всех является мотив посвящения (инициации), тесно связанный с представлениями о смерти 8.

Но есть у «Синей Бороды» Шарля Перро одна особенность, которая не только отличает эту сказку от прочих, записанных им, но и, возможно, делает ее поистине уникальной. У ее главного персонажа, как считают многие исследователи, имеется исторический прототип. Называют и его имя — Жиль де Лаваль, барон де Ре, крупнейший землевладелец Бретани, вассал короля Карла VII и маршал Франции, сожженный на костре по обвинению в колдовстве и многочисленных убийствах малолетних детей 9. Споры об этом человеке, о его преступлениях и возможной связи между ними и появлением сказки о Синей Бороде не утихают и по сей день.

Познакомимся с ним поближе.
  Жиль де Ре родился в 1404 г. в Бретани в семье Ги II де Лаваля и Марии де Краон. По отцу Жиль являлся дальним родственником прославленного коннетабля Франции Бертрана Дюгеклена — его правнучатым племянником 10.

По достижении совершеннолетия Жиль, как старший сын в семье, должен был унаследовать огромное состояние — его земли не уступали в размере владениям самого герцога Бретонского и даже превосходили их 11. Семья Лавалей контролировала также почти половину производства и экспорта соли — одного из главных достояний экономики Бретани. По подсчетам современных историков, годовой доход Жиля де Ре был раз в 10 выше, чем у герцога Бретонского 12.
-------------------------------------------

8 «Сказка сохранила не только следы представлений о смерти, но и следы некогда широко распространенного обряда, тесно связанного с этими представлениями, а именно обряда посвящения юношества при наступлении половой зрелости (initiation, rites de passage, Pubertatsweihe, Reifezeremonien)» (Пропп В. Я. Исторические корни… С. 53).
9 См., например: Les Contes de Perrault. P. 191; Gazelles B. Arthur as Barbe-Bleue: The Martyrdom of Saint Tryphine (Breton Mystery) // Yale French Studies. 1999. N 95. P.137.
10 Дед Жиля де Ре — Ги I де Лаваль — был женат на племяннице Дюгеклена, Тифании де Юссон.
11 Здесь, возможно, кроется причина последующей так называемой расточительности Жиля — он то и дело продавал замки герцогу Бретонскому. Как предполагает французский историк Ж. Керхерве, дело было не в расточительности Жиля, а в политическом нажиме со стороны герцога — тот всеми средствами стремился к увеличению своих владений (Kerherve J. L'Etat breton auxXIVe et XVe siecles. Les dues, 1'argent et les hommes. P., 1987. P. 59-60, 69-70, 154- 155, 884, 902). См. также: HeersJ. Gilles de Rais. P., 1994.
12 HocquetJ.-C. Le sel des Bretons, la France et 1'Europe aux XVe et XVIe siecles // 1491: La Bretagne, terre d'Europe. Colloque international, Brest, 2—4 oct. 1991 / Actes reunis et publics par J. Kerherve, T. Daniel. Brest; Ouimpor, 1992. P. 23-33; Bayard J.-P. Plaidoyer pour Gilles de Rais, Marechal de France. Etrechy, 1992. P. 75: 60 тыс. ливров годовой ренты у Жиля против 6 тыс. ливров у герцога Бретонского. Впрочем, не совсем ясно, откуда автор взял эти цифры.
185

После смерти в 1415 г. родителей Жиля его опекуном стал Жан де Краон, дед по материнской линии, который практически сразу принялся искать для внука достойную (в первую очередь с материальной точки зрения) брачную партию. В 1420 г. после ряда неудач (малолетние невесты не отличались крепким здоровьем и умирали одна за другой) его выбор остановился на Катрин де Туар, чьи владения граничили с землями Лавалей и Краонов. Единственное препятствие заключалось в слишком близком родстве будущих супругов: Катрин была кузиной Жиля и по церковным законам не могла стать его женой. Это, однако, не остановило Жана де Краона: вместе с внуком он совершил похищение девушки и сыграл свадьбу. Получив позднее прощение от папы римского и официальное разрешение на брак, он отпраздновал свадьбу внука еще раз.

К тому же 1420 году можно отнести и первое появление Жиля на политической сцене. Он принял участие в очередном этапе борьбы за владение герцогством Бретонским, шедшей с переменным успехом между семействами де Монфор и де Пентьевр 13. Однако на этот раз в дело оказался замешан французский дофин Карл. После того как в январе 1420 г. по договору в Труа он был объявлен бастардом и лишен права наследства, Карл начал искать поддержки у Жана V де Монфора, герцога Бретонского. Но тот принял сторону Изабеллы Баварской и англичан. Дофин в ответ дал понять лагерю Пентьевров, что отныне его симпатии — на их стороне.

Оливье де Пентьевр прибыл в Нант и пригласил Жана V к себе на праздник. Однако вместо парадного зала герцог угодил в заключение, в «каменный мешок». 20 февраля 1420 г. его супруга собрала в Нанте Генеральные штаты, где призвала вассалов герцога прийти к нему на помощь. Именно в этой освободительной операции, состоявшейся 15 июля того же года, участвовали Жан де Краон и Жиль де Ре (прежде поддерживавшие — замечу в скобках  — семейство де Пентьевр).

В 1425 г. дофин Карл и герцог Бретонский заключили наконец союз против англичан: старшая дочь Жана V, Изабелла, вышла замуж за Людовика III Анжуйского, сына Иоланды Арагонской (заботливой тещи Карла). Начались первые совместные военные операции, однако в 1427 г. Жан V вновь перешел на сторону англичан.

Это событие поменяло расстановку политических сил и при дворе дофина: вместо Артура де Ришмона, брата герцога Бретонского, коннетаблем Франции стал Жорж де Ла Тремуй, родственник и покровитель Жиля де Ре. Именно с его назначением началась недолгая — но в высшей степени насыщенная событиями — придворная карьера нашего героя: приезд в Шинон, встреча с Жанной д’Арк, участие в снятии осады с Орлеана, в битве при Патэ,
--------------------------------

I3 О предыдущем этапе этой борьбы, в которой принимал непосредственное участие Бертран Дюгеклен, см.: Гогоева О. И. Несостоявшийся поединок.
186

в коронации Карла VII в Реймсе. Там 17 июля 1429 г. 25-летний Жиль де Ре стал маршалом Франции и получил право добавить в свой герб знаки, свидетельствовавшие об особой королевской милости: «…многочисленные цветы лилийна лазурном поле»14. В письме, датированном сентябрем 1429 г., Карл VII пояснил причины таких почестей: «…учитывая высокие и достойные заслуги… большие трудности и опасности, как, например, взятие Луда, и прочие достойные деяния, снятие осады с Орлеана, которую вели англичане, а также битву при Патэ, где наши враги были разбиты, и другие военные походы, в Реймс на нашу коронацию и за Сену для освобождения наших земель…»15.

И, тем не менее, после Реймса Жиль де Ре постепенно сходит с политической сцены. Он не сопровождал Жанну в ее неудачном походе на Париж и в конце 1429 г. вернулся в Бретань, где вскоре родился его единственный ребенок  — дочь Мария. В декабре 1430 г. Жиль еще участвовал в сражении при Лувье, а в 1432 г. — в битве подЛаньи. Но 15 ноября 1432 г. умер Жан де Краон, и Жиль вступил во владение наследством. Он удалился в свои земли — и с этого момента началась другая жизнь нашего героя — жизнь, о которой нам мало что известно 16.

Высказывалось предположение, что Жиль появлялся на публике еще в 1435 и 1439 гг. Возможно, он приезжал в Орлеан на празднование дня освобождения города (8 мая 1429 г.) и два раза финансировал постановку «Мистерии об осаде Орлеана», в которой был изображен как одно из действующих лиц 17.

В остальном его «частную» жизнь окружала тайна — вплоть до 19 сентября 1440 г., когда Жиль де Лаваль, барон де Ре, правнучатый племянник Дюгеклена и маршал Франции, предстал перед церковным и светским судом Нанта по обвинению в многочисленных преступлениях: ереси, колдовстве, содомии, убийствах малолетних детей и т. д. Полностью признавший свою вину, Жиль был сожжен на костре 26 октября 1440 г. Ему было 36 лет.

Историки до сих пор спорят о том, что это был за судебный процесс: один из предвестников начинающейся во Франции «охоты на ведьм» или же политическое дело, в котором интересы французского короля и герцога Бретонского оказались сильнее могущества их вассала. Некоторые предполагают также, что процесс Жиля де Ре был каким-то образом связан с процессом Жанны д’Арк 18.
-----------------------------

14 Les grands proces de l'histoire de France. P., 1967. T. 10: Les assassins hors serie. Gilles de Rais, Petitot. P. 43. В этом издании весьма подробно изложена политическая карьера Жиля де Ре. Из прочей литературы см.: Bataille G. Proces de Gilles de Rais; Heers J. Op. cit.
15 Bataille G. Op.cit. P. 92-93.
16 Вполне правдоподобной причиной ухода Жиля де Ре из политики могла.быть отставка Ла Тремуя и возвращение ко двору Карла VII Артура де Ришмона (Heers J. Op. cit. P. 69ff; Herubel M. Gilles de Rais, ou la fin d'un monde. P., 1993. P. 108—109). Однако подлинные мотивы, побудившие нашего героя отказаться отпубличной и придворной жизни, нам неизвестны.
17 Bataille G. Op.cit. P. 58-66; Herubel M. Op. cit. P. 135-138.

18 HeersJ. Op. cit.; BoudetJ.-P. La genese medieval de la chasse aux sorcieres. Идея о близости и даже взаимосвязи процессов над Жанной д’Арк и Жилем де Ре высказывается в основном в псевдоисторической литературе. См., например: Bordonove G.Gilles de Rais. P., 1960. P. 98-102; Tournier M. Gilles et Jeanne. P., 1983 (рус. пер.: Турнье М. Жиль и Жанна // Иностранная литература. 1993. № 10. С. 122- 160).
187

Я не собираюсь подробно останавливаться на политических тонкостях этого дела. Скажу лишь, что именно в связи с судебным процессом и выявленными в его ходе преступлениями (подлинными или вымышленными) Жиль де Ре остался в памяти потомков едва ли не самым ужасным персонажем французской истории (по крайней мере, ее средневекового периода)19.

Не была ли (как считают многие) сказка, записанная Шарлем Перро, самым известным из дошедших до нас откликов на процесс Жиля де Ре? Являлся ли Жиль де Ре действительно прототипом Синей Бороды? И если нет — то почему этих героев продолжают до сих пор отождествлять друг с другом?

Попробуем ответить на эти вопросы и понять, каким образом жизнь вполне конкретного исторического персонажа могла превратиться в знакомый нам с детства сказочный сюжет.
--------------------------------
19 Об этом свидетельствуют даже названия книг, посвященных Жилю де Ре: Dubu M. Gilles de Rais, magicien et sodomiste. P., 1945; Villeneuve R. Gilles de Rais, une grande figure diabolique. P., 1955 (reed. 1973); Chabaniies J. Le galant ecorcheur. P. 1967; Reliquet Ph. Gilles de Rais, marechal, monstre, martyre. P., 1982; Prouteau G. Gilles de Rais, ou la gueule du loup. P., 1992. Жиль де Ре не раз становился объектом медицинских исследований (что, впрочем, случалось и с Жанной д’Арк), по нему даже защищали диссертации; Bernelle F.-H. La psychose de Gilles de Rais, sire deLavai, marechal de France, 1404—1440. P., 1910; Gabory E. La psychologie deGilles de Rais. Fontenay-le-Comte, 1925; Soueix R. Gilles de Rais devant les medecins. Bordeaux, 1933; Strezova Mila. Gilles de Rais, etude medico-legale et psychiatrique. Strasbourg, 1934. Пользуется он популярностью и у поэтов и писателей: Huidobro V.Gilles de Rais, pice en 4 actes et un epilogue. P., 1932 (пьеса для театра); Lucie-Smith Ed. The Dark pageant: a novel about Gilles de Rais. L., 1977 (роман); Mertens P. La passion de Gilles. Actes Sud-Hubert Nysan, 1982 (onepa); Chartoire M. Gilles de Rais: le mal aime: poemes. Charlieu, 1995(стихи); Planchon R. Gilles de Rais: miracle en15 tableaux. Villeurbanne, 1998 (пьеса-миракль). Добавлю, что в 1992–1993 гг. в Нанте издавался специальный журнал «Cahiers Gilles de Rais». Его выпуск был приурочен к открытию нового сезона в Theatre La Chamaille, где в 1993 г. поставил свою пьесу «Рана и нож» («La Plaie et le couteau»), посвященную Жилю де Ре, местный автор Энцо Корманн (Enzo Cormann). Четыре номера журнала должны были подготовить публику к восприятию спектакля.
188


Сборник Шарля Перро «Истории, или Сказки былых времен (Сказки моей матушки Гусыни) с моральными поучениями», где впервые была опубликована сказка о Синей Бороде, вышел в 1697 г.20 В то же самое время к печати готовилось многотомное сочинение отца Ги Лобино, целиком посвященное истории Бретани. Из него французы, не знакомые со средневековыми хрониками, смогли узнать относительно полную версию жизни Жиля де Ре и историю его преступлений 21. Основываясь на известных ему бретонских хрониках и свидетельствах современников, Лобино предлагал своим читателям «классическое» изложение событий: расточительный барон пытался заново разбогатеть, занявшись алхимией и поиском кладов; кроме того, ради собственной похоти он насиловал маленьких мальчиков и убивал их, чтобы скрыть следы преступления 22. Виновность Жиля де Рене не ставилась под сомнение ни Лобино 23, ни автором следующего крупного сочинения, посвященного истории Бретани 24.

Впрочем, в этих изданиях вопрос о близости двух персонажей — Жиля де Ре и Синей Бороды — естественно, не поднимался. С их отождествлением пришлось подождать до начала XIX в., когда уже никто не сомневался в его истинности 25. Напротив, многие авторы считали, что жизнь Жиля де Ре — единственный (и единственно возможный) источник сказки о Синей Бороде26. Уверенность была. столь велика, что некоторые исследователи без тени сомнения заявляли, что Синяя Борода — это прозвище самого Жиля де Ре, а сказочный персонаж получил его позже, так сказать по наследству 27.
-------------------------------

20 Histoires, ou Contes du Temps Passe (Contes de ma Mere l'Oye) avec des moralites. P., 1697. Авторство Перро было признано позднее. См.: Belmont N. Paroles paiennes: mythe et folklore. Des freres Grimm a P. Saintyves. P., 1986. P. 43ff.

21 Lobineau G.A., dom. Histoire de Bretagne, P., 1707. T. 1. История семьи Лавалей изложена здесь очень подробно. Отдельная главка (Supplice du Mareschal de Rais)посвящена процессу Жиля де Ре (Ibid. P. 614—617).
22 Вряд ли Лобино пользовался неопубликованными в то время материалами дела, хотя его детали он излагает достаточно точно. Скорее всего источником его сведений стала изданная в начале XVI в. хроника Алена Бушара, который (как подтверждают современные исследования) действительно изучал материалы процесса {Bouchart A. Grandes Chroniques de Bretaigne / Texte etabli par M.-L, Auger etG. Jeanneau, sous la dir. de B. Guenee. P., 1986. T. 1 -2; 1998. T. 3).
23 Лобино даже давал собственное объяснение преступной страсти Жиля к мальчикам: он считал, что она возникла у сира де Ре потому, что тот «не имел привычки общаться с женщинами» {Lobineau. G.A., dom. Op. cit. P. 616).
24 Morice H., dom. Memoires pour servir de preuves a l'histoire ecclesiastique et civile de Bretagne. P., 1744. Замечу, что это издание до сих пор остается одним из самых полных собраний документов по истории Бретани. Здесь, в частности, были впервые опубликованы знаменитые «Memoires des heritiers de Gilles de Rais pourprouver sa prodigalit?» (Ibid. Col. 1336—1342) — «Памятная записка наследников Жиля де Ре», в которой доказывалось, что Жиль был сумасшедшим, и, следовательно, его нельзя было казнить и конфисковывать имущество. Собственно, ради возвращения в семью наследства Жиля «Записка» и была составлена.
25 Таково было, к примеру, мнение Колина де Планси (Collin de Plancy) (Saintyves P. Les contes de Perrault et les recits paralleles. Leurs origines (coutumes primitives et liturgies populaires). P., 1990 (1ed. — 1923). P. 359).
26 Любопытно, что в названиях книг, посвященных Жилю де Ре и изданных вXIX — середине XX в., часто присутствует выражение «(по прозвищу) Синяя Борода». См., например: Petite Histoire acinq centimes: La veritable histoire du Barbe-Bleuenantais ou de marechal de Rais. Nantes, 1841; Lemire C. Un marechal et un connetablede France, le Barbe Bleue de la legende et de l'histoire. P., 1885; Roche-Sevre J. de. Les derniers jours de Barbe-Bleue (Gilles de Rais). Nantes, 1888; Cabanes, dr. Le legendaireBarbe-Bleue. P., 1902; Gabory E. La vie et la mort de Gilles de Rais (dit a tort Barbe-Bleue). P., 1926; Rousseaux, abbe. Tiffauges, vieux cheteau de Gilles de Rais (dit Barbe-Bleue). P., 1939; Brunois A. Lesechecs de Gilles de Rais, dit «Barbe-Bleue» (discours du 8 sept. 1945 — Ouverture de la conference des avocats). P., 1946; Albert J. Le secret de Barbe-Bleue-Gilles de Rais. P., 1950.

27 См., например, эпиграф к данной главе (Lacroix P. Crimes etranges, le Marechal de Rais. Bruxelles; Leipzig, 1855). Даже в русском издании сказок Ш. Перро можно прочесть: «В Синей Бороде Перро видели иногда историческое лицо, а именно бретонского дворянина Жиля де Лаваля, маршала Рецкого, носившего прозвище Синяя Борода… Возможно, что имя Синей Бороды вошло в сказки действительно в связи с этим историческим лицом…» {Перро Ш. Сказки. С. 350).
189


Главный аргумент в пользу полной идентичности Жиля де Ре и Синей Бороды состоял всегда в том, что сказка, записанная Ш. Перро, бытовала исключительно в Бретани, а потому и прототип ее героя следует искать среди персонажей бретонской истории. Важную роль играло и то обстоятельство, что жители Шантосе, Машкуля, Тиффожа и прочих мест, некогда являвшихся владениями барона де Ре, еще в конце XIX в. были совершенно уверены, что именно в них и проживал Синяя Борода, хотя все эти замки располагались на приличном расстоянии друг от друга. Так, в Тиффоже путешественникам показывали не только ту комнату, где Жиль душил детей, но и другую — где он вешал своих жен. Известностью пользовалась также местная церковь Св. Николя, где якобы эти последние были захоронены 28.

ОТСТУПЛЕНИЕ ПЕРВОЕ

Любопытные истории, рассказанные старожилами, приводит в своем монументальном исследовании аббат Боссар. В первой из них говорится о некоем старике, который встречает на прекрасном цветущем лугу несколько прелестных девушек. Они не поют и не танцуют, а только горько плачут. «Что с вами случилось?»  — спрашивает старик. «Мы оплакиваем нашу подругу, Гвеннолу, самую красивую из нас. Ужасный Синяя Борода убил ее, как он убил всех своих жен.Синяя Борода — это барон де Ре». «Ничего, — говорит старик. — Я — мессир Жан де Малеструа, епископ Нантский (именно этот человек возбудил судебный процесс против Жиля де Ре. — О. Т.), и я поклялся защищать моих прихожан». «Но Жиль де Лаваль не верит в Бога!» — восклицают девушки. «Тем хуже для него!»  — отвечает старик и исчезает. История заканчивается словами: «Снова девушки поют песни и танцуют на лугу. Нет больше Жиля де Лаваля! Синяя Борода умер!»

Второй рассказ посвящен появлению синей бороды у Жиля де Ре. Мимо замка Жиля де Ре едут граф Одон де Тремеаки его невеста — Бланш де Лерминьер. Жиль (обладающий, как сказано, бородой прекрасного рыжего цвета) приглашает их к себе на обед. Но когда гости собираются уезжать, Жиль приказывает бросить графа в «каменный мешок» и предлагает Бланш стать
----------------------------------
28 Saintyves P. Les contes de Perrault et les recits paralleles… P. 360.
190

его женой. Бланш отказывается — Жиль настаивает. Он ведет ее в церковь, где обещает ей свою душу и тело в обмен на согласие. Бланш соглашается и в тот же миг превращается в Дьявола синего цвета. Дьявол смеется и говорит Жилю: «Теперь ты в моей власти». Он делает знак, и борода Жиля де Ре становится синей. «Теперь ты не будешь Жилем де Лавалем, — кричит Дьявол. — Тебя будут звать Синяя Борода». Рассказ заканчивается тем, что с тех пор Жиля все знали только под именем Человека с Синей Бородой 29.

Эти истории давали некоторым авторам повод отказывать сказке в родстве даже с бретонскими легендами 30 (в которых, как мы увидим дальше, есть прелюбопытные и весьма подходящие на роль Синей Бороды персонажи).

Первые сомнения в наличии столь тесной связи между реальным историческим лицом и сказочным персонажем появились в конце XIX —начале XX в. Были изучены и сопоставлены друг с другом иные варианты сказочного сюжета (в частности немецкий, записанный братьями Гримм) и сделан вывод о том, что он получил некогда распространение по всей Европе и никак не был связан с личностью Жиля де Ре. Отмечалось также, что бретонский вариант сказки существовал задолго до XV в.31 В то же самое время раздались первые голоса и в защиту Жиля де Ре: материалы дела (первое, неполное, издание которых как раз появилось в то время32) позволяли предположить, что Жиль был совершенно невиновен, а процесс против него — сфабрикован33. Отсутствие же состава преступления автоматически лишало Жиля де Ре права претендовать на роль Синей Бороды.
--------------------------
29 Bosscu-d E., abbe. Op. cit. P. 309-310, 311 -312.
30 Ibid. 305 — 306 В современной литературе аргумент о бретонском происхождении сказки и, следовательно, бретонском ее прототипе по-прежнему остается основным: Cazacu M. De Gilles de Rais a Barbe-Bleue // Cahiers Gilles de Rais. 1992. № 1. P. 33 — 40. Автор, в частности, пишет, что даже в Бретани сказки типа Т312А, Т312В бытовали не везде, но только в тех местах, которые близки или соседствуют с бывшими владениями Жиля де Ре — а особенно там, где были зарегистрированы пропажи детей (Ibid. P. 37). О бретонском происхождении «Синей Бороды» см. также: Delanie P. Le conte populaire franсais. P., 1957. T. 1. P. 191 — 196.
31 Petit-Dutaillis C. Charles VII. P., 1902. P. 183; Saintyves P. Op. cit. P. 393-395. К сожалению, мне оказалась недоступна другая работа этого автора: Saintyves P. Barbe-Bleue, essai de folklore et d'ethnographie. P., 1921. См. также: Anmerkungen zu den Kinder- und Hausmarchen der Bruder Grimm / Neu bearbeitet von J. Boite undG. Polivka. Leipzig, 1913. Bd. I–V. Bd. I. S. 404-409.
32 Латинский текст церковного процесса был впервые опубликован в приложении к работе аббата Боссара Bossard E., abbe. Op. cit.). Текст гражданского процесса был найден в начале XX в., однако и во втором издании материалов дела он не был опубликован: Hemandez L. Proces inquisitorial de Gilles de Rais. P., 1921. Эрнандес также был сторонником идеи о невиновности Жиля и даже приводил примеры более правдоподобных причин исчезновения детей (Ibid. P. 56—57).
33 Reinach S. Gilles de Rais // Reinach S. Cultes, mythes et religions. P., 1996 (ibid.: Р., 1912). Р. 1026— 1049. Противники Рейнаха считают, что его внимание к процессу Жиля де Ре (как, впрочем, и к процессу Жанны д’Арк) было вызвано делом Дрейфуса (первые выступления Рейнаха на интересующую нас тему относятся к1902 г.), когда стало выгодно ставить под сомнение любое судебное расследование (Bataille G. Op. cit. P. 178; Herubel M. Op. cit. P. 207).
191

Новый всплеск интереса к личности Жиля де Ре (и к его возможной связи с Синей Бородой) относится к 70-м годам XX в., когда Жорж Батай осуществил полное издание материалов процесса, остающееся на сегодняшний день лучшим. Сам Батай высказывался против идентификации своего героя со сказочным персонажем. Он считал, что отождествление произошло по чистой случайности, поскольку ничто в жизни реального Жиля де Ре не напоминало известный нам с детства сюжет: «Нет ничего общего междуСиней Бородой и Жилем де Ре… Ничто в жизни Жиля не соответствует запретной комнате, ключу с пятном крови, нет ничего похожего на сестру Анну в башне»34. Единственная связь, которую усматривал Батай: главный персонаж истории — человек страшный, такой же страшный, как и герой сказки 35. Только поэтому, считал он, в Синей Бороде видели Жиля де Ре, который никогда не был в действительности его прототипом.

Впрочем, ответить на этот вопрос мне представляется возможным лишь после знакомства с материалами процесса над Жилемде Ре.

Непосредственным поводом для возбуждения дела против Жиля де Ре стало вовсе не колдовство и не систематические похищения детей. 15 мая 1440 г. Жиль совершил вооруженное нападение на замок Сен-Этьен-де-Мер-Морт — владение, до недавних пор принадлежавшее ему самому, но проданное им Жеффруа Ле Феррону, казначею герцога Бретонского. Сам Жиль объяснял впоследствии это нападение тем, что не получил причитавшихся ему от продажи денег. Жан V решил наказать своего барона, наложив на него штраф в 50 тыс.золотых экю, который тот, видимо, и не думал платить, укрывшись в замке Тиффож, находившемся в королевской юрисдикции.

Очевидно, в то же самое время Жан де Малеструа, епископ Нантский, получил первые сведения о якобы пропадающих в округе детях. Интересно, что в письмах епископа, помеченных29 июля 1440 г., эти исчезновения уже связаны исключительно сименем Жиля де Ре: «…дошли до нас сначала многочисленные слухи, а затем жалобы и заявления достойных и скромных лиц… Мы изучили их, и из этих показаний нам стало известно среди прочего, что знатный человек, мессир Жиль де Ре, шевалье, сеньор этих мест и барон, наш подданный, вместе с несколькими сообщниками, задушил и убил ужасным образом многих невинных маленьких мальчиков, что он предавался с ними греху сладострастия и содомии, часто вызывал демонов, приносил им жертвы и заключал с ними договоры и совершал другие ужасные преступления»36.
--------------------------------

34 Bataille G. Op. cit. P. 16.
35 Ibid. P. 17. Интересно, что тот же самый аргумент приводят сторонники теории об идентичности двух персонажей (Cazacu M. Op. cit. P. 39).

36 Материалы дела приводятся по изданию: Bataille G. Proces de Gilles de Rais. Р., 1972. Р. 189—190 (далее GR, страница). Новое издание готовит в настоящее время французский историк Жак Шиффоло (Jacques Chiffoleau).
192

Обратим особое внимание на формулировку этого сугубо предварительного обвинения. Будучи по сути своей всего лишь пересказом слухов, непроверенных и недоказанных, оно, как мы увидим дальше, практически идентично окончательному приговору по делу Жиля де Ре.

Учитывая сложный состав обвинения (колдовство, похищения и убийства, вооруженное нападение), дело изначально рассматривалось как церковным, так и светским судом 37. Одновременно шел допрос «сообщников» Жиля: его слуг Анрие и Пуату, итальянца Франсуа Прелатти, выписанного для проведения алхимических опытов, священника Эсташа Бланше.

28 сентября 1440 г. были заслушаны свидетельские показания: «…названные персоны… заявили со слезами и болью о пропаже их сыновей, племянников и прочих (мальчиков. — О. Г.), предательски похищенных, а затем бесчеловечно убитых Жилем де Ре и его сообщниками… они насиловали их жестоко и противоестественно и совершали с ними грех содомии… они много раз вызывали злых духов, которым приносили клятву верности… они совершали другие ужасные и неописуемые преступления, касающиеся церковной юрисдикции» (GR, 195). (Замечу в скобках, что в этом первом варианте обвинения относились не только к Жилю, но и к его сообщникам — ситуация, которая не замедлит измениться к концу следствия.)

Жиль де Ре, представ перед судом 8 октября, решительно опроверг эти обвинения (GR, 200). На следующем заседании, 13 октября, он обозвал своих судей «разбойниками и богохульниками» и заявил, что «предпочел бы скорее быть повешенным, чем отвечать таким церковникам и судьям, и что он считает недостойным для себя стоять перед ними» (GR, 203).

И все же всего через два дня, 15 октября, Жиль согласился давать показания (вернее, согласился выслушать составленное заранее обвинение из 49 статей и подтвердить или опровергнуть каждый из пунктов)38. С одной стороны, как считают некоторые историки, это могло быть связано с тем, что в ответ на оскорбления Жиля судьи отлучили его от церкви. С другой стороны, Жиль
-------------------------------------
37 Церковный суд возглавляли уже известный нам Жан де Малеструа, епископ Нантский, и брат Жан Блуэн, инквизитор Франции. Светский суд возглавлял ПьерЛопиталь, сенешаль Ренна. Суд проходил в Нанте, куда Жиля доставил Артур де Ришмон, брат герцога Бретонского и коннетабль франции (последнее обстоятельство, собственно, и позволило ему арестовать сира де Ре в землях, подпадающих под королевскую юрисдикцию).
38 Эта система использовалась в любом уголовном процессе. Примером такого обвинения может служить список Жана д’Эстиве, состоявший из 70 статей, предъявленных Жанне д’Арк.
193

уже целый месяц находился в тюрьме, и хотя условия, видимо, у него были лучше, чем у закоренелых преступников (в материалах дела упоминается комната в башне, где содержался де Ре), это тоже не могло на нем не сказаться39. Так или иначе, он «униженно, со слезами на глазах просил… представителей церкви, о которых он так плохо и нескромно говорил, простить ему его оскорбления» (GR.223).

Подпись Жиля де Ре в его 'деле'

Подпись Жиля де Ре в его «деле»

Однако из всего списка предъявленных ему обвинений Жиль признался лишь в чтении одной книги по алхимии (которую дал ему некий шевалье из Анжу, ныне обвиняемый в ереси), в разговорах об алхимии и постановке соответствующих опытов в своих домах в Анжере и Тиффоже. Все остальное, а особенно вызов демонов и заключение договора с Дьяволом, Жиль отрицал (GR, 224—225). И, чтобы доказать свою невиновность, он предложил судьям прибегнуть к ордалии  — испытанию каленым железом (GR, 225).

В этом предложении не было ничего удивительного. Как и любой другой человек знатного происхождения, Жиль имел право требовать, чтобы истинность его слов была доказана Божьим судом. Другое дело, что его представления о суде земном были для середины XV в. несколько устаревшими40. Предложение Жиля не было услышано, зато судьи в ответ приняли решение о применении пыток41. 21 октября Жиль был приведен в пыточную камеру, где внезапно стал «униженно просить» перенести пытку на следующий день, чтобы в промежутке «признаться в выдвинутых против него обвинениях так, чтобы судьи остались довольны и не понадобилось бы его пытать» (GR, 236).

Посовещавшись, судьи решили, что «из милости к обвиняемому они перенесут пытку на вторую половину дня, и если случайно Жиль признается… они перенесут ее на следующий день» (GR, 236-237).

Страх перед пытками заставил Жиля заговорить: он признался, вернее, согласился со всеми статьями обвинения, которые были ему зачитаны 42. На следующий день, 22 октября, он вновь повторил свои показания — на этот раз, в соответствии с судебной процедурой, «свободно», «без угрозы пыток», «со слезами на глазах и с большим раскаянием» (GR, 241).
-------------------------------------

39 О положении преступников в тюрьме см, выше, гл. 1. «В ожидании смерти».
40 Об отношении к судебному поединку в суде и в среде французской знати см.: Тогоева О. И. Несостоявшийся поединок.
41 Пытка была назначена с полным соблюдением правил, так как Жиль три раза отказался признать себя виновным. О правилах применения пыток в средневековом суде см.: Тогоева О. И. Правила «справедливой» пытки.
42 Из 49 статей обвинения первые 14 касаются прав юрисдикции епископа Нантского в отношении Жиля и удостоверяют полномочия судей. В остальном они практически не отличаются от обвинений, содержащихся в письмах епископа от 28 июля 1440 г. Интересно, что этот список был составлен еще 13 октября — в тот самый день, когда Жиль обозвал своих судей «разбойниками и богохульниками"(GR, 206-221).
194

25 октября 1440 г. следствие по делу Жиля де Ре было закончено. Церковный суд приговорил его к отлучению. Светский суд, учитывая убийства «не просто 10, 20, но 30, 40, 50, 60, 100, 200 и более» детей, а также вооруженное нападение на замок Сен-Этьен, приговаривал Жиля к смертной казни и конфискации имущества (GR, 296-297). Его слугам, Анрие и Пуату, был также вынесен смертный приговор. Казнь состоялась на следующий день.

Обратим внимание на одно важное обстоятельство. В обвинениях, выдвинутых против Жиля де Ре, только одна часть могла быть действительно доказана с помощью свидетельских показаний и вещественных улик. Алхимия, колдовство, чтение запрещенных книг, вызовы демонов, общение с еретиками и колдунами, попытки заключить договор с Дьяволом — все эти атрибуты любого ведовского процесса никем и ничем не могли быть подтверждены. Но для церковного суда и суда инквизиции доказательства в этом случае не требовались: подозреваемый изначально считался виновным. Именно поэтому так мало изменялись статьи обвинения на протяжении всего процесса 43.

Другое дело — похищение, изнасилование и убийство детей. Эти преступления всегда находились в ведении светского суда, а потому и расследовались соответствующим образом. Впрочем, недостатка в свидетелях не было.

Типичными можно назвать показания некоей Перронн Лоссар из городка Рош-Бернар, недалеко от Ванна:
»Примерно два года назад, в сентябре, сир де Ре, возвращаясь из Ванна, остановился в этом месте Рош-Бернар у Жана Колена и провел там ночь. Она (свидетельница. — О. Т.) жила тогда напротив таверны упомянутого Жана Колена. У нее был сын десяти лет, который ходил в школу и которого позвал к себе один из слуг сира де Ре, по имени Пуату. Этот Пуату пришел поговорить с
-----------------------------------------

43 О правилах суда инквизиции см.: Ullmann W. Historical Introduction toH.C.Lea. Об использовании принципа презумпции виновности в ведовских процессах см., например: Maier E. Trente ans avec Ie diable…
195

Перронн, прося ее, чтобы она разрешила сыну жить с ним, [обещая], что он прекрасно его оденет и что ему будет с ним очень хорошо… На что Перронн ответила, что у нее еще есть время подождать и что она не заберет сына из школы. Этот Пуату убеждал ее и клялся, что будет водить его в школу, и обещал дать Перронн 100 су на платье. Тогда она согласилась, чтобы он увел ее сына с собой.

Некоторое время спустя Пуату принес ей 4 ливра на платье. На что она заметила, что не хватает еще 20 су. Он это отрицал, заявляя, что обещал ей только 4 ливра. Она ему тогда сказала, что понимает теперь, что он не исполняет своих обещаний. На что он ей ответил, чтобы она об этом не думала и что он сделает ей и ее сыну еще много подарков. После чего он увел мальчика с собой, в таверну Жана Колена.

На следующий день, когда Жиль де Ре выходил из таверны, Перронн представила ему своего сына. Но сир де Ре ничего не ответил. Однако он сказал Пуату, который там тоже был, что этот ребенок выбран удачно и что он красив как ангел… И спустя некоторое время ее сын уехал вместе с Пуату и в компании с упомянутым сиром де Ре на маленькой лошади, которую Пуату купил у Жана Колена.

С тех пор она не имела о нем никаких известий и не знала, где находится ее сын. И она больше не видела его в компании сира де Ре, который потом проезжал еще раз через Рош-Бернар. И Пуату она тоже больше не видела. А люди сира де Ре, у которых она спрашивала, где ее сын, отвечали, что он в Тиффоже или в Пузоже» (GR, 299-300).

Остальные свидетельские показания (а всего их было заслушано 29) практически идентичны рассказу Перронн. Могут меняться детали, но сюжет всегда остается одним и тем же:
— был мальчик (хороший, маленький, способный, похожий на ангелочка, беленький)44;
— однажды он ушел (пасти овец; в город за хлебом; в школу; в замок за милостыней; его взяли в обучение; исчез без объяснения причин);
— больше родители его не видели (но кто-то от кого-то слышал, что он попал в замок сира де Ре)45.
----------------------------------
44 По определению Ролана Барта, перед нами — типичный портрет жертвы[Барт Р. Сад-1 // Ad marginem: Маркиз де Сад и XX век. М» 1992. С. 191). Совершенно так же описывались в ранних ведовских процессах любые местные неприятности, например потеря коров (самых лучших, самых красивых, самых дойных ит. д.)
45 Важно отметить, что некоторые свидетели на процессе заявляли, что до ареста Жиля не знали, что именно он повинен в исчезновении детей (GR, 320).
196


  Схема построения свидетельских показаний совершенно яснo дает понять, что перед нами типичный фольклорный сюжет — описание обряда инициации, как он представлен в этнографических исследованиях или — что для нас особенно интересно —в волшебных сказках. Основные элементы такого описания, предложенные В. Я. Проппом для сказки 46, я смогла выделить и в свидетельских показаниях на процессе Жиля де Ре:

1. Обряд проходили юноши (при наступлении половой зрелости).
В свидетельских показаниях упоминались только мальчики в возрасте от 7 до 18 лет. Всего по показаниям родственников «пропало» 24 ребенка. Еще 8 числились пропавшими «по слухам». Были и более интересные детали. Так, Жанетт, жена Гийома Сержана, проживающая в Машкуле, показала на процессе, что из двух ее детей — мальчика восьми лет и девочки полутора лет, оставленных дома одних, пропал именно мальчик (GR, 304-305). В показаниях Тома Эзе и его жены, также из Машкуля, упоминался рассказ соседской девочки, которая вместе с их сыном ходила в замок за милостыней. «И эта маленькая девочка сказала, что видела их сына при раздаче милостыни перед замком и что сначала милостыню дали девочкам, а затем мальчикам. И после этой раздачи она слышала, как один из слуг сказал сыну свидетелей, которому не досталось мяса, что он должен пойти в замок и ему там дадут; и он увел его в замок» (GR, 314).

2. Обряд совершался в тайне, в лесу (лес не описывается в деталях, но выглядит правдоподобно).
Абсолютно во всех показаниях свидетелей — и родителей, и соседей  — повторялась одна и та же фраза: «больше ничего о нем не слышали/никогда его не видели».

Лес возникал в показаниях Перро Диноре, рассказывавшего, что как-то раз «он встретил старуху с морщинистым лицом, 50 или 60 лет. Она шла со стороны Куэрона… А еще через день он видел ее на дороге из Савена, проходящей через лес Сен-Этьенн… Он видел рядом с этой дорогой мальчика, которого больше потом никогда не встречал…» (GR, 302). Эта старуха «в сером платье и черном платке» упоминалась и в других показаниях (GR, 303).

3. Для совершения обряда выстраивались специальные дома.
Замки Жиля де Ре и его дома упоминались во всех свидетельских показаниях: Тиффож, Пузож (GR, 300, 301); Ла Суз в Нанте (GR, 315,316, 317, 322); Шантосе (GR, 306) и — больше всех — Машкуль (GR, 303, 304, 305, 306, 307, 310, 312, 314, 315). Существовало и более общее определение: дети пропадали в «землях Ре» (GR, 320, 321).

Как следовало из показаний Перронн Лосар и Жаннетт Сержан, родители были уверены, что их дети ушли именно в замок.Туда же, по словам жены Гийома Фурежа, отводила мальчиков истаруха: «…однажды с ней был мальчик, и она говорила, что идет в Машкуль…, а затем, очень скоро, свидетельница снова ее встретила, но уже без ребенка; она спросила, куда он подевался, и эта женщина ответила, что она пристроила его к хорошему хозяину» (GR, 303). Та же история повторилась с сыном Жаннетт Дегрепи и сыном Жанны Жанвре (GR, 314-315).
---------------------------

46 Пропп ВЯ. Исторические корни… С. 56-57, 82-103.
197

4. Дом в лесу (отличается величиной; обнесен оградой; стоит на столбах; вход — по приставной лестнице на второй этаж; вход и другие отверстия заперты или закрыты; есть «странная горница').
Поскольку показания свидетелей на процессе Жиля де Ре носили типичный характер рассказа стороннего наблюдателя (не имевшего доступа к самому обряду инициации), мы не вправе ожидать от них описания внутреннего устройства его замков. Темне менее, мне удалось найти весьма интересные с этой точки зрения показания некоей Перрин, жены Клемана Рондо, из Машкуля. Она рассказала, что ‚жившие вместе с сиром де Ре мэтр Франсуа (Прелатти) и маркиз де Сева‘ останавливались на некоторое время в ее доме ‚в высокой комнате‘. Однажды вечером она поднялась туда, и ‚когда мэтр Франсуа и маркиз вернулись, они были весьма разгневаны тем, что Перрин туда вошла, оскорбляли ее, схватили ее за руки и за ноги и потащили к лестнице с тем, чтобы сбросить вниз… И этот Франсуа дал ей пинка под зад, и она думала, что разобьется, если бы ее кормилица не поймала ее за платье‘."И она сказала, что затем этот Франсуа и мэтр Эсташ Бланше проживали в маленьком доме в Машкуле, принадлежавшем Перро Кайю, которого они выставили за дверь и отобрали у него ключи от дома. Этот дом стоит особняком от других домов, на пустыре, в конце улицы…» (GR, 309).

В показаниях Жаннетт Дегрепи присутствовало указание на «комнату сира (де Ре), в его доме Ла Суз в Нанте, куда, по слухам, попал ее сын» (GR, 315).

5. Формы отправки детей «в лес»: а) увод родителями (запродажа; сделка; отдача-в обучение); б) похищение; в) самостоятельная отправка.
В тексте свидетельских показаний упоминались все перечисленные варианты «исчезновения» детей. Чаще всего это был простой уход из дома (GR, 311, 312, 320, 322, 323, 324), но имелись и более точные указания. Так, Перронн Лоссар отдала своего сына в обмен на платье (GR, 300), а Рауль де Роне получил за своего мальчика 20 су (GR, 319). Гийом Илере согласился отправить своего ученика — сына Жана Жедона — в Машкуль с письмом (GR, 305—306), другие ушли туда же (или в прочие замки) просить милостыню (GR, 303, 305, 312, 314). Некоторых (как и следовало ожидать) похитили слуги сира де Ре (GR, 307), либо все та же «странная старуха», оказавшаяся по ходу дела местной колдуньей и к моменту начала процесса над Жилем уже находившаяся в тюрьме (GR, 302, 303, 315)47.
----------------------------

47 Скорее всего, именно арест «ведьмы» — Перрин Мартин — и положил начало следствию против Жиля де Ре. В некоторых свидетельских показаниях упоминалось, что до того, как она дала показания против сира де Ре, никто не связывал с ним пропажу детей (GR, 315, 320). Интересные наблюдения о начале ведовских процессов см.: Sallmann J.-M. Chercheurs de tresors et jeteuses de sorts… P. 88 — 89. Автор отмечает два основных способа начала такого процесса — донос и расследование на месте, основанное на слухах. Причем и в том, и в другом случае главным «источником информации» были, как правило, женщины. О начале процессов см. также: Soman A. The Parlement of Paris and the Great Witch Hunt (1565-1640). Р. 31-44. Родители пропавших детей выдвигали и другие — весьма интересные и более правдоподобные — версии событий. Детей, по их мнению, могли украсть воры, чтобы сделать из них своих слуг (GR, 306). Детей могли отдать англичанам в качестве выкупа за мессира Мишеля де Силле (родственника Жиля), за которого «по слухам» требовали «80 мальчиков» (GR, 307—308). О реальных причинах исчезновений детей в средние века см.: Alexandre-Bidon D., Lett D. Les enfants au Moyen Age (Ve—XVe siecles). P., 1997. Р. 61-64, 152-155, 174-177, 181-183, 190-192.
198


6. Мальчики проходили школу (правила охоты, поведения, религии и т. д.).
Несколько раз в свидетельских показаниях упоминалось, для чего конкретно тот или иной ребенок «был взят» в замок. Чаще всего говорилось, что из мальчиков собирались сделать пажей и слуг (GR, 300, 316, 303, 308, 309, 313, 322), один раз упоминался мальчик на кухне (GR, 317—318).

7. Обряд воспринимался как (временная) смерть.
Именно к такому выводу приходили многие свидетели на процессе Жиля де Ре, причем детей, по их мнению, не просто убивали, но съедали. Так, Андре Барбе из Машкуля показал, что «когда[он] был в Сен-Жан-д’Анжели и там его спросили, откуда он родом, он ответил, что из Машкуля. И ему сказали, сильно этому удивляясь, что в Машкуле едят маленьких детей» (GR, 304). Жорж ЛеБарбье, также из Машкуля, слышал, «как шептали, что в этом замке убивают детей» (GR, 305). Гийом Илере слышал от Жана Жардана, что «в замке Шантосе нашли сундук, полный мертвых детей» (GR, 306). Жанна, жена Гибеле Дели, заявила, что ей говорили, что в Ла Суз сир де Ре убивает маленьких детей (GR, 317—318).Свидетели заключали, что этот факт «был известен всем» (GR, 318-319).

Нас не должно удивлять превращение временной смерти, характерной для обряда инициации, в реальную смерть детей в свидетельских показаниях жителей Машкуля, Шантосе, Нанта. Как отмечал В. Я. Пропп, постепенное вырождение обряда, утрата им своего первоначального значения превращали его в непонятное и, как следствие, страшное явление. Содержание, таким образом, заменялось формой: инициация как символическое убийство, как временная смерть оборачивалась смертью подлинной. Ее описание превращалось в сказочный нарратив 48.

Именно эта форма характерна для свидетельских показаний на процессе Жиля де Ре. Как и сказке, всем им свойственна некая сюжетная законченность (когда начало сказки/рассказа разнообразно, а середина и конец более единообразны и постоянны), нанизывающее построение фраз, детальное описание несчастья, которое выступает в качестве завязки сюжета.
-------------------------
48 «Этот момент и есть момент зарождения сюжета. Пока обряд существовал как живой, сказок о нем быть не могло» (Пропп В. Я. Исторические корни… С. 83).

Сюжетность свидетельских показаний — их главная отличительная черта: показания самого обвиняемого и его сообщников этой особенности лишены, они, как уже было сказано, записаны в форме ответов на статьи обвинения. И, тем не менее, им свойственны такие детали, которые описывают все тот же, ставший страшным, обряд инициации. Только на этот раз — увиденный"изнутри» его непосредственными участниками. В большей степени это характерно для показаний слуг Жиля де Ре, Анрие и Пуату.

Мы снова встречаем описание «дома в лесу» и «странной горницы»: комнаты в Машкуле, где жил сам Жиль де Ре (GR, 276, 282);"некой комнаты (в Ла Суз.  — О. Т.), в самом дальнем углу дома, где Жиль имел обыкновение проводить ночь…» (GR, 283—284); наконец, комнаты в Машкуле, где «Жиль де Ре и мэтр Франсуа (Прелатти) запирались одни» и от которой хозяин «всегда хранил ключи при себе» (GR, 287). В этих комнатах, а также в «башне замка Шантосе» и в «подвале в Машкуле» находились трупы и кости многочисленных детей (GR, 274, 278, 282). Этих детей Жиль нещадно мучил, прежде чем убить, и говорил, что мучения доставляют ему даже большее наслаждение, чем гомосексуальные контакты (мучения — телесные истязания и повреждения при обряде инициации} (GR, 275-276, 277, 282-283). Слуги описывали также расчленение трупов, отрубание частей тела, кровь, которой все было залито, и оружие Жиля, которым он пользовался (что соответствует описанию знаков временной смерти) (GR, 275, 278, 283, 285). Сюда же можно отнести рассказ о так называемом убийстве другого, когда одна потенциальная жертва приводила вместо себя другую (других) (GR, 277, 278).

Возникает, однако, вопрос: кому, собственно, принадлежали все эти описания. Если в случае со свидетелями мы были вправе, учитывая форму записи их показаний, рассчитывать на (относительную) подлинность их слов, то в случае Анрие и Пуату дело, скорее всего, обстоит иначе. Их «признания» похожи до такой степени, что возникает сомнение в их подлинности. Как мне представляется, им были попросту зачитаны одни и те же заготовленные заранее статьи обвинения (причем в одном и том же порядке), с которыми они вынуждены были согласиться (в отличие от хозяина, слуг пытали)49. Следовательно, можно предположить, что перечисленные выше «конкретные» детали были выдуманы самими судьями на основании свидетельских показаний, которые были получены до «признаний» сообщников Жиля (и до его собственных «признаний»).
-----------------------------
49 На идентичность показаний Анрие и Пуату указывал еще С. Рейнах. Это давало ему основание сомневаться в подлинности всего процесса (Reinach S. Cultes, mythes et religions. Р. 1035— 1036). Ему возражал Жорж Батай, считавший, что одному из слуг задавали вопросы, руководствуясь уже полученными показаниями другого (Bataille G. Op. cit. Р. 179- 180).
200


Эта гипотеза подтверждается при чтении статей обвинения (составленного также после выступлений свидетелей, но до того, как были получены признания Жиля и его слуг), где описание «ужасного преступления» выглядело еще более конкретным: «Также обвиняется Жиль де Ре в том, что он в своих замках Шантосе, Машкуле и Тиффоже, а также в городе Ванне, в доме упомянутого Лемуана, в высокой комнате этого дома, где он проживал, а также в Нанте, в доме Ла Суз, в некоей высокой комнате, где он имел обыкновение запираться и проводить ночь, убил 140 или более детей, мальчиков и девочек, подло, жестоко, бесчеловечно; что он заставлял [своих помощников] убивать их, — а также в том, что он посвящал Дьяволу части тел этих невинных детей. И с ними до и после их смерти он совершал ужасный грех содомии и заставлял их удовлетворять его преступную похоть, что противно природе, незаконно и достойно наказания. А затем он сжигал их тела, а пепел приказывал выбрасывать во рвы и каналы, окружавшие эти замки. 15 из этих 140 невинных детей были выброшены в потайных местах дома Ла Суз, а остальные — в других тайных и отдаленных местах. И так он поступал, и это правда» (GR, 214—215)50.

Если для свидетельских показаний сказочный нарратив представлял собой единственную возможную и доступную повествовательную форму, то в составленных позднее статьях обвинения и «признаниях» сообщников сказочный сюжет, как мне кажется, усиливался судьями совершенно сознательно, чтобы сделать из Жиля де Ре идеального злодея. Только такая форма передачи информации не оставляла сомнений в полной виновности человека. Сказочное зло — это зло абсолютное, антитеза столь же абсолютного добра: «В повествовательном фольклоре все действующие лица делятся на положительных и отрицательных. Для сказок это совершенно очевидно. Но это же имеет место и в других видах фольклора. ‚Средних‘, каковых в жизни именно большинство, в фольклоре не бывает»51.
--------------------------------

50 Именно усилением «сказочной» составляющей статьи обвинения отличаются от писем епископа Нантского, которые содержали предварительную информацию по делу и в которых еще не были использованы свидетельские показания.
51 Пропп В. Я. Фольклор и действительность, М., 1976. С. 100. Проблемы нарратива в ведовских процессах касался в своей статье английский историк Роберт Роуленд (Rowland R. «Fantastical and Devilishe Persons»: European Witch-beliefs in Comparative Perspective // Early Modern European Witchcraft: Centres and Peripheries /Ed. B. Ankarloo, G. Henningsen. Oxford, 1990. P. 161 — 190). Он, в частности, отмечал, что повествовательная форма изложения событий была присуща показаниям обвиняемых, и именно в ней видел, наравне с внешними обстоятельствами (представлениями ученых-демонологов или пытками), причину удивительной стереотипности этих рассказов. Он также указывал на возможность рассматривать как нарратив обвинения, выдвинутые против подозреваемых, но не останавливался на этом вопросе специально. В деле Жиля де Ре мы имеем дело как раз с таким случаем. Сложность, однако, заключается в том, что обвинение против Жиля было основано на свидетельских показаниях (что для «классических» ведовских процессов являлось скорее исключением). По мнению Габора Кланицая, посвятившего небольшое исследование роли свидетелей на ведовском процессе, именно их показания обладали большей (по сравнению с вопросами судей и ответами подозреваемых) связностью как с риторической, так и с мифологической точки зрения, и содержали меньше противоречий. Кланицай объясняет это тем, что свидетели обычно были весьма заинтересованы в смерти (или ином наказании) обвиняемого, а потому их рассказы должны были производить впечатление на судей, убеждать их в полной своей правдивости — что и достигалось за счет «излишней мифологичности» (Klaniczay G. Op. cit. Р. 227—346).
201

  Это, однако, не означает, что судьи на процессе Жиля де Ре использовали для составления текста обвинения только «голую» фольклорную схему. Как и в других ведовских процессах, набиравших силу в то время, были задействованы «ученые» христианские идеи, к которым в первую очередь следует отнести весь комплекс представлений о Дьяволе, его вызове, попытках заключить с ним договор в целях получения вожделенного богатства. Эти христианские элементы были призваны подчеркнуть важность выдвинутых против сира де Ре обвинений в ереси и колдовстве (оскорбление Бога и церкви).

И все же в целом эта, если можно так сказать, сюжетная линия не получила на процессе должного развития. Она никак не подтверждалась свидетельскими показаниями, а рассказы сообщников Жиля носили по большей части крайне скудный, противоречивый, а порой просто анекдотический характер.

Их главной отличительной чертой можно назвать состояние страха, в котором постоянно пребывали сообщники, — страха перед возможной (но — замечу сразу — так никогда и не состоявшейся) встречей с Дьяволом. Так, Прелатти говорил Жилю, что «если бы он отправился вместе с ним вызывать Дьявола, он оказался бы в большой опасности, поскольку Дьявол появился перед Франсуа в виде змеи, которой он очень испугался» (GR, 247). «Великий страх и ужас» испытали также Эсташ Бланше, Анрие и Пуату, которым Дьявол явился в образе леопарда (GR, 250). Страх перед Дьяволом был так велик, что для собственной защиты Жиль использовал молитвы Богородице и сильнейшую из священных реликвий (частицу Креста Господня) (GR, 247, 251), а его слуги вооружались и облачались в доспехи перед тем, как идти в лес вызывать демонов (GR, 250). Родственник барона — Жиль де Силле, присутствовавший на одном из «сеансов», проводившихся в замке Тиффож, держался все время поближе к окну, «чтобы выпрыгнуть, если увидит что-нибудь страшное» (GR, 250).

Эти рассказы в корне отличаются от других подобных описаний, известных нам по ранним ведовским процессам. Обычно обвиняемые признавались в своем желании, заключить договор с Дьяволом, они сами искали с ним встречи, прикладывали к этому определенные усилия (например, пользовались услугами посредников) и в целом, если, конечно, верить их показаниям, бывали весьма довольны соглашением, заключенным с нечистой силой 52.
---------------------------------
52 К сожалению, процесс Жиля де Ре невозможно сравнить с ведовскими процессами, проходившими в то время во Франции, по той причине, что они до сих пор как следует не изучены. Однако существует масса исследований, посвященных таким процессам в других странах. Наиболее интересными среди них являются работы группы исследователей Лозаннского университета, которыми руководит Агостино Паравичини Бальяни. Все они вышли и продолжают выходить в серии «Cahiers Lausannois d'histoire medievale (sous la dir. de A. Paravicini Bagliani)». Их отличает склонность к микроисторическому анализу, т. е. предельное внимание к показаниям каждого обвиняемого и отсутствие излишних обобщений. См.: Ostorero M. Op. cit.; Maier E. Op. cit; Pfister L. Op. cit; Modestin G. Le diable chez l'eveque. Chasse aux sorciers dans le diocese de Lausanne (vers 1460). Lausanne, 1999.В материалах изученных этими авторами процессов нет указаний на то, что обвиняемые испытывали страх перед Дьяволом. Эта тема возникла лишь однажды и в совершенно исключительных обстоятельствах: в 1467 г. адвокат уже известной нам Франсуазы Бонвен заявлял, что Нечистый являлся его подзащитной в таком страшном обличье, что она неизбежно должна была его испугаться и убежать. А потому нет никаких оснований говорить о ее сговоре с Дьяволом (Strobino S. Op. cit).
202


Что же касается сообщников Жиля де Ре, то никто из них не мог даже более или менее внятно объяснить, что нужно сделать, чтобы эта встреча состоялась. Главный «специалист» по вызову Дьявола — Франсуа Прелатти  — предлагал сразу несколько никак не связанных между собой способов: пойти ночью в лес (GR, 246,250), написать некое послание и подписать его кровью (GR, 246,249), начертить магический круг (или крест) в нижних покоях замка (GR, 249, 250 — 251). Не было единого мнения и по другим вопросам: сколько должно быть участников церемонии (GR, 247), когда стоит ее проводить  — ночью или днем, нужно ли произносить молитвы или нет (GR, 251 —252)53, что может потребовать Дьявол за услуги («душу и тело» или «руку, сердце и глаза маленького мальчика», GR, 246) и каким, собственно, образом составить с ним письменное соглашение (GR, 246). Неудивительно, что долгожданная встреча так и не состоялась.

Фигура Дьявола виделась обвиняемым также не слишком ясно.В описании его внешности преобладали скорее не христианские, а фольклорные мотивы — он появлялся то в виде змеи, то в виде леопарда, то как стая из 20 птиц (GR, 247, 250, 265)54, а однажды перед Жилем де Ре возникли «какие-то лохмотья», хотя Прелатти уверял его, что только что там был сам «Барон» (т.е. Дьявол) (GR, 247). Для слуг барона Дьявол представлял собой не что иное, как разбушевавшиеся силы природы (дождь, гроза и сильнейший ветер постоянно сопровождали все попытки вступить с ним в контакт) (GR, 264, 268,280). В показаниях священника Бланше действия Дьявола были описаны по аналогии с действиями святого, наказывающего за неверие в свои чудесные способности. Бланше рассказывал судьям, как однажды, приехав в Тиффож, услышал жуткие стоны Франсуа Прелатти и решил, что тот умирает. Однако затем Франсуа выбрался из своей комнаты и заявил испуганному священнику, что Дьявол ужасно избил его за то, что он в свое время в разговоре с тем же самым Бланше выразил вслух свое недовольство тем, что Дьявол никак не хочет к нему являться. Он также считал, что это нежелание — свидетельство слабости Дьявола. Разгневанный Нечистый напустил на Прелатти демонов, которые хорошенько его отдубасили (Бланше говорит, что слышал звук «как будто выбивали перину»), И эти демоны, по мнению Франсуа, «выглядели более убедительно, чем Блаженная Дева Мария» (GR., 273)55.
-----------------------------------
53 Наиболее четко и кратко основные элементы «типичного» рассказа о заключении договора с Дьяволом выделил в своей статье Роберт Роуленд (Rowland R. Op. cit.).
54 Образ Дьявола в виде различных животных — одна из типичных составляющих практически любого ведовского процесса. О так называемом «бестиарии Дьявола» см. ниже, гл. 8. «Выбор Соломона».

55 О близости этого рассказа к историям о жизни святых см.: Клоницай Г. Структура повествований о наказании и исцелении: Сопоставление чудес и maleficia //Одиссей. 1998. М., 1999. С. 118-133; Sigal C.A. Un aspect du cuit des saints: lechetiment divin aux XIe et XIIe siecles, d'apres la litterature hagiographique du Midi dela France // Cahiers de Fanjeaux. Toulouse, 1976. Vol. 11. P. 39—59; Idem. L'homme etle miracle dans la France medievale (XIe-XIIe siecles). P., 1985; Kieckhefer R. The Holyand the Unholy: Sainthood, Witchcraft, and Magie in Late Medieval Europe // TheJournal of Medieval ans Renaissance Studies. 1994. Vol. 24. N 2. P. 355 — 385.
203

Единственное описание «настоящего» пакта с Дьяволом присутствует в показаниях самого Прелатти (самого образованного из всех обвиняемых). Хотя он и заявлял, что сам не слишком сведущ в вызове Нечистого (все его знания были почерпнуты из некоей «книги», GR, 262-263), тем не менее только ему Дьявол являлся в виде"красивого молодого человека лет 25», закутанного в «фиолетовый шелковый плащ» (GR, 265). Договор был заключен с помощью знакомого врача, который сам вызвал Дьявола и представил ему Прелатти. За предоставляемые услуги последний обязался каждый раздавать Дьяволу.какую-нибудь птицу — курицу, голубя или горлицу.

Однако этот высокообразованный алхимик и сам в не меньшей степени был склонен смешивать фольклорные и «ученые"представления о Дьяволе. Сразу после описания своего собственного пакта он рассказал о единственной удачной попытке вызова Нечистого в замке Жиля де Ре. Эта история в большей степени напоминает сказку, нежели пересказ какого-нибудь демонологического трактата: «По возвращении из Буржа свидетель (Прелатти.  — О. Г.) вызвал Дьявола в одном из залов замка Тиффож, и ему явился Барон в человеческом обличье. У этого последнего свидетель от имени Жиля попросил денег. И спустя некоторое время он действительно увидел большое количество золота в слитках… Свидетель захотел до него дотронуться, но Нечистый сказал, что еще не пришло время. Все это свидетель передал Жилю, и тот спросил его, может ли он увидеть золото и дотронуться до него. Свидетель сказал, что да, и тогда они оба отправились обратно в эту комнату. Но когда свидетель открыл дверь, огромная крылатая змея, размером с собаку и очень сильная, предстала перед ними… Испугавшись, Жиль убежал, и свидетель последовал за ним. После чего Жиль взял в руки крест с хранящимися в нем частицами Креста Господня, чтобы с его помощью войти в комнату. Свидетель же говорил, что не годится использовать Святой Крест в подобных делах. И когда свидетель вошел в комнату и дотронулся до золота, он вдруг увидел, что оно обратилось в пыль рыжего цвета, и он понял, что нечистый обманул его» (GR 266).
204

ОТСТУПЛЕНИЕ ВТОРОЕ

Не менее интересной представляется так называемая темаСатурна, также нашедшая отражение в деле Жиля де Ре. Этатема получила к XV в. уже достаточное развитие в трудах церковных авторов, которые видели в «детях Сатурна» «детейДьявола» и относили к ним не только преступников, маргиналов, попрошаек, алхимиков, ведьм и колдунов, но также крупных полководцев, людей одиноких, молчаливых, склонных к размышлениям и одаренных мистической мудростью56. По мнению одного автора XV в., Ролана Писателя, эти люди отличались от прочих склонностью к меланхолии, жестокости (особенно сексуальной), насилию, каннибализму и т. д.57Рожденные под знаком Сатурна несли в себе все эти качества с самого детства. На зависимость своих поступков от «собственного воображения» и влияния «его планеты», на свое «трудное детство» и «никому непонятные устремления» указывал в своих признаниях и Жиль де Ре (GR241-243,285,328).

Тем не менее в специальной литературе подобные заявления нашего героя никак не связываются с темой Сатурна и, следовательно, не рассматриваются как элементы, специально включенные в текст и необходимые судьям для создания образа настоящего преступника58. Напротив, все эти высказывания, как и некоторые другие, являлись, по мнению исследователей, подлинными словами Жиля де Ре, на что указывает, в частности, использование в протоколах прямой речи. Однако, если повнимательнее приглядеться к этим «цитатам», можно заметить весьма любопытные вещи. Так, сцена прощанияЖиля с его ближайшим помощником Прелатти выглядит напервый взгляд исключительно волнующе: «Прощайте, Франсуа, мой друг! Мы больше не увидимся с вами в этом мире.Я молю Бога, чтобы Он даровал вам терпение и послушание, и будьте уверены, что мы, учитывая ваше терпение и веру в Бога, скоро встретимся в большой радости в раю! Молитесь Богуза меня, а я помолюсь за вас!» (GR, 240 — 241). Эти слова Жорж Батай называет «стенограммой» и замечает, что они «не выдуманы и действительно имели место»59.
---------------------------------

56 Klibansky R; PanofskyE., Soxl F. Saturne et la melancholie. Etudes historiques etphilosophiques: nature, religion, medicine et art. P., 1989. P. 208, 266.
57 Preaud M. Saturne, Satan, Wotan et le saint Antoine ermite // Cahiers deFontenay. 1983. № 33. P. 81 -102. См. также: Tinkie T. Saturn of th Several Faces: aSurvey of the Medieval Mythographic Traditions // Viator. 1987. nq 18. P. 289-307; Zika C. Les parties du corps, Saturne et le cannibalisme: representations visuelles desassemblees des sorcieres au XVIe siecle // Le sabbat des sorciers. P. 389—418.
58 Об использовании топоса «трудное детство» при составлении обвинения во французском средневековом суде см.: Gauvard C. Crimes ordinaires au Moyen Age //L'Histoire. 1993. N9 168. P. 44-51.
59 Bataille G. Op. cit. P. 24.
205

Однако, как указывал еще С. Рейнах, эта фраза, записанная в протоколе по-французски, больше всего напоминает цитату из Библии: почти с такими же словами Христос на кресте обращался к доброму разбойнику: «И сказал ему Иисус: истинно говорю тебе, ныне будешь со Мною в раю» (Лк 23, 43).Впрочем, сам Рейнах видел здесь свидетельство невиновности сира де Ре, сравнивающего себя с Христом60. На мой взгляд, подобные детали заставляют задуматься о другом — о тех способах, которые использовали судьи при составлении текстапротоколов, дабы доказать преступные наклонности и безусловную виновность Жиля де Ре.

Слабость христианской составляющей обвинения, свойственная французским ведовским процессам не только в XIV–XV вв., но и позже, была связана в первую очередь с отсутствием у самих судей разработанной системы представлений об отношенияхведьм и колдунов с нечистыми силами 61. «Ученые» идеи о связях с Дьяволом присутствовали в деле Жиля де Ре, но не смешивались с более сильной фольклорной составляющей обвинения, существовали параллельно ей, что и привело в результате к тому, что наш герой превратился в сказочного злодея уже в ходе процесса. Этот образ поглотил «другие преступления» на стадии вынесения приговора, в котором основное внимание было уделено именно похищению и убийству детей: «…мы объявляем тебя, Жиль де Ре, виновным в совершении и многократном повторении преступления и противоестественного греха, направленного против детей и называемого содомией» (СК.,.259)62.
------------------------------------------

60 Reinach S. Op. cit. P. 1037.
61 Такая «научная» система представлений, по мнению исследователей, появилась во Франции только в конце XV в. и вызвала рост гонений на ведьм примерно с середины XVI в. См., например: Muchembled R. La sorciere au village (XVe—XVIIIesiecles). P., 1979. P. 18—19. По мнению Алена Буро, этот всплеск активности был связан с созданием нового универсального учения о мире, основанного на «христианском монодемонизме». Как в XII–XIII вв. возниклоуниверсальное видение мира, в центре которого находилось таинство причастия (учение это позволяло считать центральный образ неделимого тела Христова разделенным на части, т. е. присутствующим сразу в разных местах, везде), точно также теперь демонологи обосновывали возможность присутствия единого (неделимого) Дьявола во многих его жертвах (идея одержимости). См.: Boureau A. Un seuldiable en plusieurs personnes // Houdard S. Op. cit. P. 12— 15 (Буро ссылается на исследование: Rubin M. Corpus Christi. The Eucharist in Late Mdieval Culture.Cambridge, 1991). См. также: Boureau A. Satan et le dormeur. Une construction de l'inconscient au Moyen Age // Chimeres. 1991 — 1992. № 14. P. 41-61; Idem. Le sabbat etla question scolastique de la personne // Le sabbat des sorciers. P. 33—46.
62 Интересно, что и в современной литературе, посвященной процессу Жиляде Ре, обвинение в многочисленных убийствах детей не просто считается самым тяжелым, но рассматривается как главное доказательство виновности Жиля. Такие авторы, как Ж, Батай или М. Эрубель, настаивают на подлинности этого обвинения и считают, что, если бы С. Рейнаху были известны материалы светского суда (содержащие показания родственников пропавших детей), он не спешил бы заявлять, что дело Жиля де Ре было сфабриковано (Bataille G. Op. cit. P. 178—180; Herubel М.Op. Cit. P. 207). Таким образом, ни один из этих авторов не обратил внимания наспецифическую — сказочную — форму изложения преступлений Жиля, способную поставить под сомнение их подлинность. См. также: Laret-Kayser A. Gilles deRais ou le syndrome du mal absolu // Magie, sorcellerie, parapsychologie / Sous la dir.de H. Hasquin. Bruxelles, 1984. P. 27-38.
206

Как мне представляется, именно «сказочная» линия получила дальнейшее развитие в откликах на процесс.

Как я пыталась показать выше, материалы по делу Жиля де Ре никогда не рассматривались в специальной литературе с точки зрения формы их записи. Таким образом, совершенно очевидная, на мой взгляд, фольклорная схема, использованная при составлении обвинения, осталась без внимания исследователей. Тем более, никто не пытался под таким углом взглянуть на отзывы, оставленные о процессе современниками и ближайшими потомками Жиля. Собственно, их даже не изучали в комплексе.

ОТСТУПЛЕНИЕ ТРЕТЬЕ

Нужно отметить, что в откликах современников тех событий, людей, знавших Жиля де Ре лично или имевших представление о его политической карьере, образ нашего героя достаточно долго оставался положительным или, по крайней мере, двойственным. Его военные победы превозносились авторами хроник. При описании орлеанских событий имя Жиля де Реупоминалось сразу же за именем Жанны д’Арк. Его называлимаршалом, рассказывая о том времени, когда он еще не носил этого звания. Так, Персеваль де Каньи, повествуя о встрече Жиля с Жанной в Шиноне, уже именовал его «маршалом Франции»63. Так же поступал и анонимный автор «Хроники Девы"при описании снятия осады с Орлеана и похода в Реймс64. Причем, если Персеваль де Каньи не знал о процессе над Жилем де Ре (его хроника была закончена в 30-х годах XV в.) и не мог -возникни у него такое желание — скорректировать данную ему характеристику, то «Хроника Девы» была написана значительно позже (возможно, уже после реабилитации Жанны д’Арк).Однако ее автор не счел необходимым упомянуть о дурной репутации нашего героя.

Не менее интересно мнение Жана де Бюэйя, автора романа «Jouvencel» — соратника Жиляде Ре во время военных кампаний и его друга. Впоследствии их отношения испортились из-за споров вокруг замка Эрмитаж (Hermitage), которыйЖиль хотел во что бы то ни стало присоединить к своим владениям. Дело зашло так далеко, что в какой-то момент де Бюэй оказался пленником Жиля, а их добрым отношениям пришел
-------------------------------------
63 Cagny, Perceval de. Chroniques / Ed. par H. Moranville. P., 1902. P. 25,141 -143,149.
64 Chronique de la Pucelle. P. 278, 286, 321.
207

конец. Этот эпизод был описан в «Jouvencel», однако при всем своем негативном отношении к бывшему компаньону авторнигде ни словом не обмолвился о его процессе65. Не знать о нем Жан де Бюэй не мог, так как роман создавался после
1466 г. Но даже в комментариях к «Jouvencel», написанных Гийомом Триньяном, оруженосцем де Бюэйя, между 1477 и1483 гг., упоминались лишь военные заслуги маршала: «…и прибыл (к Орлеану.  — О.Т.) сир де Ре, который привел войско из Анжу и Мена, чтобы сопровождать Жанну»66.

Безусловно, такой образ Жиля де Ре был следствием реальных событий его жизни. Однако, возможно, некоторое значение имело и — пусть дальнее  — родство с Бертраном Дюгекленом, прославленным и удачливым полководцем Карла V.

Как мне кажется, эта связь особенно заметна в хроникеЭ. Монстреле, писавшего после 1440 г. и знавшего о процессе и казни Жиля де Ре. В его рассказе сквозило некоторое удивление и недоверие к ставшим ему известными фактам (что, впрочем, легко объясняется принадлежностью автора к лагерю бургиньонов, т. е. к противникам Карла VII): «В этот год случилось в герцогстве Бретонском великое, странное и удивительное событие. Поскольку сеньор де Ре, который был тогда маршалом Франции, человеком очень знатным и владельцем обширных земель и происходил из выдающейся и очень знатной семьи, был обвинен и признал себя виновным в ереси…». В конце главы Монстреле снова возвращается к характеристике нашего героя: «…он был весьма известен как в высшей степени доблестный шевалье (tres vaillant chevalier en armes»67.

Обратим внимание на упоминание «знатной семьи» и следующее за этим выражение «tr? s vaillant chevalier en armes».Монстреле употреблял его мало — и всегда в отношении более чем именитых персон. Официально объявив себя продолжателем традиции и стиля Фруассара, он и в этой мелочи следовал за своим образцом68. У Фруассара также мало упоминаний о"храбрейших шевалье». Так, Филиппа VI Валуа он именовалпросто «достойным и очень смелым человеком», а Карла V — «исключительно мудрым и изворотливым». Зато эпитет «tres vaillant» использовался им практически каждый раз, когда речь заходила о Бертране Дюгеклене — «самом доблестном, мудром, лучше всех подходящем на эту должность (коннетабля Франции. — О.Т.) и наделенном прекрасными способностями»69.
-------------------------------

65 Bueil, Jean de. Jouvencel, suivi du commentaire de Guillaume Tringnant / Ed. parC. Favre, L. Lecestre. P., 1887- 1889. 2 vol. P. 63n.
66 Ibid. P. 277.
67 Monstrelet, E. de. Chroniques (1400— 1444) // Choix de chroniques et memoiressur l'histoire de France / Ed. parJ.A. Buchon. P., 1826- 1827. 15vol. T. 7. P. 95-96.
68 Tyl-iabory G. Enguerrand de Monstrelet // Dictionnaire des lettres francaises. LeMoyen Age / Sous la dir. de G. Hasenohr, M.Zink. P., 1992. P. 409-410.

69 Froissart J. Chroniques / Ed. par Kervyn de Lettenhove. Osnabreck, 1967.T. 1-25. T. 8. P. 45.
208

Как о «храбреце и доблестном шевалье» писал о Жиле де Ре в конце XV в. и бретонский хронист Пьер Ле Бод70. «Храбрецом» называли и Дюгеклена — и даже «больше чем храбрецом, дважды храбрецом» 71. Его имя связывали впоследствии и с весьма популярной в литературе XV в. темой «Девяти героев». Считалось, что именно Дюгеклен более других достоин занять место «Десятого героя»72.

Близость с Дюгекленом, возможно, просматривается и в"Мистерии об осаде Орлеана», достаточно загадочном с точки зрения литературных канонов и до сих пор плохо изученномпоэтическом произведении 73. Мистерия (или ее первоначальный вариант, не дошедший до нас) была, как полагают исследователи, написана около 1435 г. к празднованию дня освобождения города от англичан. Возможно, что во второй раз она была представлена публике в 1439 г. Ее текст принадлежал анонимному автору (авторам?) и впоследствии подвергался доработке. Окончательный вариант «Мистерии» датируется 70-ми годами XV в.74 Жиль де Ре представлен здесь как самый опытный военачальник, к мнению которого прислушивались абсолютно все (включая Жанну д’Арк), поскольку оно было самым мудрым 75. Точно так же прислушивались в свое время к словам Бертрана Дюгеклена 76.
--------------------------------------
70 Le Baud P. Histoire de Bretagne avec les chroniques des Maison de Vitre et deLavai. P., 1638. P. 486-487.
71 Froissart J. Op. cit. T. 2. P. 3.
72 Luce S. La France pendant la guerre de Cent ans. P., 1890. P. 233-242; Хеизинга И. Осень средневековья. М., 1988. С. 76—77, 375.
73 Наиболее полное описание мистерии см.: Le Mistere du siege d'Orleans /Edition critique de V.L. Hamblin. Geneve, 2002. P. 7-54.
74 О предположительном времени создания мистерии и ее авторах см.: Тогоева О. И. Жанна д’Арк и бумага с водяными знаками: (История одной случайной находки) // Казус: Индивидуальное и уникальное в истории. 2004 / Под ред. М. А. Бойцова и И. Н. Данилевского. М., 2005. С. 208-232.
75 См. об этом специальную работу: Gros G. Le Seigneur de Rais et Jeanne: etudesur une relation, d'apres le «Mistere du siege d'Orleans» // Images de Jeanne d'Arc.
P. 117-126.
76 Froissait J. Op. cit. T. 8. P. 26. T. 11. P. 151.
209

Наиболее полно «сказочная» версия преступления Жиля де Ре была представлена в латинской хронике Жана Шартье — по-видимому, самом первом отклике на процесс 77. Здесь мы находим все необходимые элементы сказочного нарратива: множество «крещеных и некрещеных младенцев», описание замка с «тесными секретными помещениями», зверские убийства и издевательства, от которых у маленьких жертв «сердца истекали кровью», и последующее использование этой крови «ради обманчивых слов Сатаны»78. Это описание было доведено у Шартье до логического конца — возвращения детей из леса (что свойственно не только некоторым сказочным сюжетам, в основе которых лежит обряд инициации, но и собственно этнографическим описаниям этого обряда): «И так он (Жиль де Ре. — О. Г.) продолжал весьма долго, [пока однажды] его сообщники не заманили в замок самым коварным образом некоего юношу, уже почти достигшего зрелости, [из тех], кто часто приходил к замку. Они отвели его в тесное секретное помещение, где совершались убийства. Увидев одежду, кости и многие другие следы [преступлений], он очень испугался, и, пока безжалостный мучитель приводил в порядок свой убийственный меч, вдруг чудесным образом распахнулось железное окно, и юноша, положившись на Божью помощь, выпрыгнул из него, став по воле Бога невидимым, и отправился поспешно в город Нант к герцогу Бретонскому, которого умолял тайным образом [во всем] разобраться»79.
------------------------------------
77 ChartierJ. La chronique latine in? dite. Как отмечает Ш. Самаран, Шартье начал писать свою хронику на латыни около 1437 г. Примерно к 1440 г. он закончил описание предыдущих 18 лет правления Карла VII и стал описывать события «изо дня в день» (Ibid. Р. 26, 51). Именно так, по свежим впечатлениям, были записаны поразившие Шартье детали процесса Жиля де Ре, о чем свидетельствует начало главы, посвященной этому событию: «Примерно в те же дни…». Будучи сторонником короля и официальным историографом французского королевства (его хроника войдет затем в «Большие хроники» и завершит их), Шартье считал важным всячески подчеркивать правильность того или иного решения королевской власти. Любопытно, что в случае с Жилем де Ре для достижения своей цели он, как и нантские судьи, использовал форму сказочного нарратива.
78 ibid. P. 95.
79 Ibid, P. 95—96. Замечу, что в более поздней, создававшейся на основе латинской, французской версии своей хроники Шартье существенно сократил интересующий нас пассаж — в нем уже нет таких красочных деталей: «…герцог Бретонский велел схватить и заключить под стражу мессира Жиля де Ре, маршала Франции, поскольку говорили, что он убил или повелел убить многих маленьких детей и что он совершал множество чудовищных вещей против веры, чтобы достичь своих целей, по наущению Дьявола (Chartier J. Chronique de Charles VII / Ed. par A. Vallet de Viriville. P., 1858. 3 vol. T. 2. P. 5-6).
210

Обратим внимание, каким образом Шартье пытался соединить два образа Жиля де Ре — сказочного злодея и колдуна, продавшего душу Дьяволу. Связующим звеном становилось здесь обвинение в некромантии (отсутствовавшее в официальном приговоре). По мнению средневековых авторов, некроманты вызывали демонов, которые указывали им местонахождение кладов. Для привлечения демонов использовалась человеческая кровь 80. Именно так интерпретировал поведение Жиля Жан Шартье: «…действовал в целях достижения власти и получения сокровищ»81.

Похожее объяснение действий нашего героя мы встречаем и у Э. Монстреле: «…был обвинен и признался в ереси, которой придерживался долгое время; т. е. по наущению Дьявола, а также своих слуг и помощников, велел убить много маленьких детей и беременных женщин, чтобы достичь высот и почестей»82.


  Однако постепенно связь между колдовством и убийствами детей становилась для потомков Жиля все менее очевидной. У Жоржа Шателена, описавшего в 1465 г. свое видение о посещении ада, заметно даже некоторое сочувствие к умершему маршалу, а о его связях с Дьяволом он и вовсе не вспомнил: «Грустный и несчастный шевалье явился мне навстречу, крича ужасным голосом… и множество маленьких мертвых детей следовали за ним,
-------------------------------

80 Любопытное определение некромантии дает в своей хронике Алан Бушар: ‚Некромантия — это один из способов гадания, происходящего при помощи тел мертвецов, которые под воздействием заклятий как будто оживают и отвечают на вопросы, которые им задают. Чтобы достичь такого эффекта, некроманты используют человеческую кровь, смешивают ее с водой и пишут ею свои дьявольские заклинания. Ибо смешанная с кровью вода быстрее привлекает демонов, которые проникают в мертвые тела и заставляют их двигаться и разговаривать. Демоны очень любят человеческую кровь‘ (Bouchait A. Op. cit. Т. 1. Р. 91). Наиболее подробное исследование некромантии см.: Sollmann J.-M. Op. cit. Работы по французской средневековой некромантии носят достаточно общий характер: Hutin S. La vie quotidienne des alchimistes au Moyen Age. P., 1977; Idem. La tradition alchimique. Pierre philosophale et elixir de longue vie. St. Jean de Braye, 1979. Что касается ‚превращения‘ Жиля де Ре в некроманта, важно отметить то обстоятельство, что некромантия и колдовство были в представлении средневековых авторов различными сферами деятельности. Считалось, что некромантией (так же, как и алхимией) занимаются в основном люди образованные, начитанные, с университетским образованием (на эту роль мог претендовать только Франсуа Прелатти, собственно и выписанный Жилем для того, чтобы ставить алхимические и прочие опыты, в которых сам хозяин ничего не понимал). Напротив, колдуны и ведьмы являлись, по мнению современников, несведущими в науках, а чаще всего просто необразованными и неграмотными людьми (Wagner R.-L. ‚Sorcier‘ et ‚Magicien‘. Contribution a l'histoire du vocabulaire de la magie. P., 1939; Bouder J.-P. Op. cit. P. 38-39).
81 Chartier J. La chronique latine inedite. P. 95.
82 Monstrelet. E. de. Op. cit. P. 95. Интересно, что в этом отрывке отсутствовала логическая связь между двумя частями предложения: Монстреле пытался объяснить (и понять для себя), в чем заключалось преступление (ересь) Жиля де Ре, и приходил к выводу (который отмечен в тексте пояснением ‚то есть — c'est a savoir‘), что он занимался некромантией. Важно отметить, что в показаниях самого Жиля де Ре есть указание на то, что такова была его истинная цель — он жаждал власти и богатства и надеялся, что Дьявол ему поможет (GR, 246, 252). Однако обвинение в некромантии не вошло ни в предварительное обвинение, ни в приговор. Кроме того, ни Шартье, ни Монстреле не читали материалов дела, и, следовательно, их интерпретация событий была скорее авторским вымыслом, не основанным на точной информации.
211

взывая об отмщении. Я узнал его, это был маршал де Ре, сеньор высокого происхождения»83. У Робера Гагена в «Compendium super Francorum gestis», изданном в Париже в 1500 г. и пользовавшемся огромной популярностью (в частности, в Бретани), мы находим всего несколько слов, посвященных интересующему нас сюжету. При этом характер преступлений Жиля автор, по-видимому, представлял себе крайне смутно: «В это время Жиль де Ре, маршал Франции, убил много маленьких детей для гадания; по их крови он предсказывал будущее»84. Даже бретонские хронисты далеко не всегда точно знали суть обвинений, выдвинутых против их соотечественника. Пьер Ле Бод, к примеру, считал, что Жиль " велел убить многочисленных маленьких детей и [совершил] другие удивительные дела, направленные против веры 85, но не указывал, какого рода были эти «удивительные дела».

Практически одновременно с версией о некромантии в откликах на процесс возникла еще одна, весьма интересная, интерпретация преступлений Жиля де Ре, а именно — мотив убийства беременных женщин и неродившихся детей. В материалах дела о нем не было сказано ни слова, но уже у Шартье упоминались «заколотые беременные женщины, [лишенные] зародышей»86. Тот же мотив мы встречаем и у Монстреле: «…велел убить много маленьких детей и беременных женщин»87. Итак, вместо мальчиков-подростков, погибших, по версии следствия, в замках Жиля, в откликах на процесс начали фигурировать совсем маленькие, новорожденные или даже вовсе еще не родившиеся дети 88.
--------------------------

83 Chastelain G. Le Temple de Bocace / Ed. commentee par S. Bliggenstorfer. Bem, 1988. P. 39.
84 Gagum R. Compendium super Francorum gestis. P., 1500. Lib. X, fol. CXXVII.
85 Le Baud P. Op. cit. P. 486 Буквально теми же словами описывал около 1445 г. преступления Жиля и Жан Шартье в переработанной французской версии своей хроники (см. прим. 79). Может быть, к этому времени обвинения Жиля в некромантии уже не казались ему столь очевидными? Единственным бретонским хронистом, более или менее верно передавшим детали процесса над Жилем де Ре, был Алан Бушар, который для составления своей хроники использовал, в том числе, материалы дела. Но и у Бушара Жиль был описан как некромант: «…мессир Жиль де Ре, сеньор и барон де Ре, маршал Франции, был обвинен в Бретани перед мэтром Пьером Лопиталем, президентом [парламента] Бретани, в использовании искусства и науки некромантии… Для чего он велел убить огромное количество детей, не достигших двухлетнего возраста, чтобы использовать их кровь для написания заклятий, которые помогли бы ему вызвать демонов и полу-
чить богатство» (Bouchait A. Op. cit. T. 2. P. 320).
86 ChartierJ. Chronique latine inedite. P. 95.
87 Monstrelet E. de. Op. cit. P. 95.
88 Так, у Шартье присутствует противопоставление погибших от руки Жиля де Ре «крещеных или некрещеных младенцев» и подростка, который смог убежать из замка. У Монстреле говорится о «малолетних детях», а у Бушара — о «детях, не достигших двухлетнего возраста».
212

Происхождение этой версии становится отчасти понятным, если сравнить дело Жиля де Ре с ранними ведовскими процессами, в которых мотив убийства маленьких (т.е. невинных) детей (с их посвящением Дьяволу и последующим поеданием) был одним из основных. Причем, как отмечают исследователи, очень часто подобные преступления приписывались именно мужчинам 89.

Эти наиболее ранние «ученые» представления о «типичном» колдуне («типичной» ведьме) сложились, как принято считать, в районе современной Швейцарии. Именно здесь возник целый ряд трактатов по демонологии, основанных на конкретных судебных протоколах 90. Там же во время Базельского церковного собора (1431–1449 гг.) ведьмы впервые стали героинями художественного произведения — знаменитого «Защитника дам»  Мартина Ле Франка, будущего прево Лозанны и секретаря анти-папы Феликса V (он же — герцог Савойский Амедей VIII)91. «Защитник» был написан в 1440–1442 гг., а его автор в силу своего высокого положения был неплохо осведомлен о современной ему ситуации в других частях Европы. Так, в его сочинении появилось упоминание «новой и свежей истории» — процесса над Жилем де Ре92.

Произнося очередную речь в защиту дам, Защитник указывал на то, что Дьяволу намного проще соблазнить своими посулами мужчин, нежели женщин93. Он вспоминал о Толедо, некогда одном из центров учености в Европе, где, в частности, процветало изучение алхимии и некромантии. Однако эти науки были скорее уделом мужчин, а не женщин, что, по мнению Защитника, лишний раз доказывало: «высокое» колдовство всегда оставалось мужским делом. Здесь-то и возникала ссылка на Жиля де Ре: «Но зачем говорить об Испании, / Да еще о таких далеких временах? / Давай, спроси у бретонцев, / Что они недавно видели, / На протяжении 14 или более лет: / Некий маршал де Ре / Замыслил колдовство, / Ужаснее всех, какие были раньше»94.

-------------------------------------------
89 См., например: Maier E. Op. cit. P. 41-57, 61 -69; Pfister L. Op. cit. P. 85-105, 155—172; Ostorero M. Op cit. P. 79—86. Все авторы единодушны во мнении, что
именно против мужчин выдвигались обвинения в детоубийстве, в «женских» процессах судей в первую очередь интересовали сексуальные отношения обвиняемых с Дьяволом. Мартин Остореро, помимо анализа конкретных дел, пытается выявить причины, по которым детоубийство, содомия и антропофагия стали неотъемлемой частью любого ведовского процесса.
90 Они опубликованы в сборнике: L'imaginaire du sabbat. В этом издании впервые были сведены вместе следующие тексты: Frund H. [Rapport sur la chasse aux sorciers et aux sorcieres menees des 1428 dans le diocese de Sion] // Ibid. P. 31 — 45; Niderl. Formicarius. Liber II, cap. 4; Liber V, cap. 3, 4, 7 // Ibid. P. 123-199; анонимный трактат: Errores gazariorum, seu illorum qui scopam vel baculum equitare probantur // Ibid. P. 278-299; Tholosan C. Ut magorum et maleficiorum errores // Ibid. P. 357-438; Le Franc M. Le Champion des dames. Livre IV, w. 17377 — 18200 // Ibid. P. 451—482. Все публикации снабжены подробнейшими комментариями.
91 Le Franc M. Le Champion des Dames / Ed. par R. Deschaux. P., 1999. T. IV. V. 17377-18200.
92 «Ceste histoire est nouvelle et fresche» (Ibid. V. 18185).
93 «…Le dyable scet enchanter / L'omme biaucop plus que la femme» (Ibid. V. 18191-18192).

94 «Mais pour qouy d'Espaigne contons / Et de trop long temps seulement? / Va t'en, si demande aux Bretons / Qu'uz ont veu nouvelement, / Quatorze ans et plus, longement: / Ung nomme mareschal de Rais / A forgie ung enchantement / Le plus horrible de jamais» (Ibid. V. 18177—18184). Выражение «14 лет и больше» указывало на прекрасную осведомленность Мартина Ле Франка. Именно эта цифра фигурировала в статьях обвинения, выдвинутых против Жиля (GR, 213, 214). Сам он в своем признании также говорил, что «занимался злыми делами с юности» (GR, 243).
213

  Интересно, в какой контекст был помещен здесь наш герой. Он снова превращался в некроманта, причем подчеркивался ученый характер его занятий. Это особенно важно, если учесть, что обычное колдовство, по мнению автора (отраженному в речах оппонентов Защитника дам), было исключительно женским делом. Это касалось и пакта с Дьяволом, и участия в шабаше, и основных ведовских преступлений (детоубийства, антропофагии, насылания порчи и болезней и т. д.)95. Занятия «добрых ведьм»96 и некромантия, следовательно, в корне различались и представляли собой два полюса колдовства, разделенных как по половому, так и по культурному признаку.

Тем не менее, делая из Жиля де Ре некроманта и оставляя своему персонажу, таким образом, тот же пол и социальное положение, Мартин Ле Франк, возможно, первым из демонологов называл детоубийство типично «женским» преступлением 97.

В Северной Франции связь между женщиной, детоубийством и ведовством стала «очевидной», как мне представляется, значительно позже — во второй половине XVI в.98 И вот здесь Жиль де Ре «превратился» вдруг в женщину. Жан Воден в своей «Demonomanie des sorciers» (1580 г.) описал его как повитуху (образ, ставший к концу XVI в. полностью идентичным образу ведьмы, превратившийся в топос, не требовавший дополнительных пояснений), которая своим недобрым мастерством добивается смерти еще не родившихся детей и посвящает их Дьяволу: «…барон де Ре, который был приговорен в Нанте и
-------------------------------------------------
95 Ibid. V. 17389- 17390, 17393-17424, 17425-17432.
96 «Bonnes sorcieres» (Ibid. V. 17391).
97 Blanc A., Dang V., Ostorero M. Commentaire // L'imaginaire du sabbat. P. 483-500; BoudetJ.-P. Op. cit. P. 45-47.
98 Подробнее о превращении женщины в ведьму на французском материале см.: AgrimiJ., Crisciani C. Savoir m? dical et anthropologie religieuse… Вполне возможно, что на ситуацию повлияли и изменения в королевском законодательстве. В 1556 г. был издан эдикт, по которому каждая женщина должна была зарегистрировать свою беременность, а также иметь свидетеля рождения ребенка. По наблюдениям Альфреда Сомана, с 1565 по 1640 г. детоубийство вышло на первое место по числу смертных приговоров — 90% от общего числа изученных апелляций и первичных приговоров, из которых 70% были приведены в исполнение (Soman A. Op. cit. P. 36 — 37). Что касается более раннего периода, то в 97 письмах о помиловании за XIV–XV вв., содержащих упоминание о ведьмах и колдунах и проанализированных Пьером Брауном, число обвиняемых-женщин лишь слегка превышает число обвиняемых-мужчин (Brauli P. La sorcellerie dans les lettres de remission).
214



казнен как колдун (sorсiег), признался в восьми убийствах маленьких детей и в том, что он хотел убить еще девятого и посвятить его Дьяволу. Этот ребенок был его собственным сыном, которого он решил убить во чреве его матери, чтобы также отдать Сатане»99.

Возникает, однако, вопрос: откуда мотив убийства младенцев (с последующим посвящением их Дьяволу) проник в хроники Ж. Шартье и Э. Монстреле? Эти авторы писали в 40-е годы XV в., когда мало кто во Франции располагал необходимой суммой знаний о ведьмах и их преступлениях. Кроме того, ни в материалах судебных дел, ни в демонологических трактатах не упоминался мотив убийства беременных женщин. Не мог ли он возникнуть из какого-то иного источника?

Как мне представляется, таким источником для наших хронистов могла стать собственно средневековая литература, в которой данный сюжет был хорошо разработан 100.

Уже с XII в. мотив посвящения неродившегося ребенка Дьяволу был широко известен во Франции, в частности, благодаря истории Роберта Дьявола. Печальная участь постигла его самого и повлияла на всю его последующую жизнь. Как сообщает Этьен де Бурбон, составивший свой сборник ехеmplа между 1250 и 1261 г., Роберт «начал с того, что кусал своих кормилиц за грудь, а затем стал убивать всех, кто осмеливался ему возражать, красть девственниц и даже замужних женщин и насиловать их…»101.

99 Bodin J. De la demonomanie des sorciers. Zurich; N.Y., 1988 (reimp. de l'ed. P., 1580). Livre II, ch. V. P. 93v. Сразу после этого отрывка речь шла о повитухе, которая всех принятых ею новорожденных «посвящала Дьяволу». Они умирали, их закапывали в землю, а через некоторое время съедали (Ibid. P. 93v). Боден, как и его предшественники, разделял «интеллектуальную магию» (к которой относил, в частности, некромантию) и «простое колдовство», для которого достаточно начатков знаний. Для нас это разделение представляет интерес, поскольку Жиля де Ре Боден относил к категории «колдунов», а не некромантов. Кроме того, насколько можно понять, «простое колдовство», с точки зрения автора, являлось уделом в первую очередь женщин. Подробный анализ «Демономании» Ж. Бодена см.: Houdard S. Op. cit. Р. 57— 103. Возможно, на Бодена оказал некоторое влияние «Защитник дам» Мартина Ле Франка, который был издан в Париже в 1488 и 1530 гг., но никаких явных свидетельств тому нет.
100 К сожалению, вопрос о возможном влиянии литературных текстов на представления средневековых демонологов на сегодняшний день недостаточно разработан. Тем не менее, это направление исследований кажется мне весьма перспективным. Из работ, близких по теме, см.: Ferlampin C. Le sabbat des vieilles barbues dans Perceforest // MA. 1993. N 3 — 4. P. 471 — 504; James-Raoul D. La femme malefique dans la litterature romanesque de la fin du Moyen Age // Le mal et le diable. P. 11 — 33. Эти статьи посвящены анализу образа ведьмы в рыцарских романах, в которых он возникает раньше, чем в демонологических трактатах. В частности, весьма интересным представляется исследование мутации распространенного литературного мотива «съеденного сердца», который в «ведовском» контексте превращается в мотив антропофагии (James-Raoul D. Op. cit. P. 24—25). Однако мотив убийства малолетних детей в этих работах не рассматривается. Об основных темах и мотивах средневековой литературы см.: Vincensmi J.-J. Motifs et themes du recit medieval. P., 2000.

101 Bourbon E. de. Tractatus de diversis materiis predicabilibus (цит. пo: Precher d'exemples. Recits de predicateurs du Moyen Age / Presentes par J.-C1. Schmitt. P., 1985. P. 83—92). В настоящее время под руководством Жака Берлиоза (Jacques Berlioz) готовится полное издание сочинения Этьена де Бурбона.
215

  История Роберта Дьявола не оставила равнодушными многих средневековых авторов. Ему был посвящен роман, написанный по-французски в конце XII — начале XIII в. В начале XIV в. он был упомянут в «Хрониках Нормандии» как один из известных нормандских рыцарей, а Жан Гоби — вслед за Этьеном де Бурбоном — включил рассказ о нем в сборник своих exempla. Тогда же была создана рифмованная история о Роберте (Dit), которая легла в основу пьесы-миракля — «Le Miracle de Nostre Dame de Robert le dyable». Она была издана в 1496 г. в Лионе и переиздавалась по крайней мере 11 раз до 1580 г.102

Миракль о Роберте Дьяволе входил также в широко известный сборник «Miracles de Notre Dame par personnages» (XIV в.), который начинался другой  — очень близкой к нему — историей о ребенке, отданном Дьяволу 103. На основании этого сюжета в середине XV в. была создана мистерия (Mystere d'un jeune enfant donne au diable), в прологе к которой говорилось: «Здесь начинается мистерия или миракль о славной Деве Марии, рассказывающая о маленьком ребенке, посвященном его матерью дьяволу еще до его рождения"104.

Что же касается мотива убийства беременных женщин (бытовавшего, как представляется, отдельно от мотива убийства новорожденных детей), то он получил весьма интересное развитие именно в бретонской литературе.
----------------------------------------
102 O популярности истории Роберта Дьявола в средние века и о сказочных мотивах, легших в ее основу, см.: Berlioz J. Les versions m? di? vales de l'histoire de Robert le Diable. Presence du conte et sens des recits // Le Conte. Tradition orale et identite culturelle. Actes des rencontres de Lyon (novembre 1986). St.-Chamond, 1988. P. 149-163. Замечу, что в статье, специально посвященной связям между историями Роберта Дьявола и Жиля де Ре, Жак Берлиоз останавливается только на формальном сходстве двух героев (высокое социальное положение, разбой, которому оба предавались). Для него Жиль — историческое лицо, а Роберт — только литературный персонаж. Видимо, поэтому он не обращает внимание на форму передачи информации о том и о другом [Berlioz J. Deux figures de l'exces: Robert le Diable et Gilles de Rais // Cahiers Gilles de Rais. 1992. N 1. P. 53-58).
103 Miracles de Notre Dame par personnages / Ed. par G. Paris et U. Robert. P., 1876-1893. 8 vol. T. 1. N 33 (De Robert le dyable), N 1 (De l'enfant donne au diable). На протяжении всего XIV в. (с 1339 по 1382 г., за исключением 1354 г. и 1358–1360 гг.) эти миракли ставились в Париже (Lalou E. Miracles de Notre Dame par personnages // Dictionnaire des lettres fran? aises. P. 1016—1017).
104 Babelon J. La bibliotheque francaise de Fernand Colomb. P., 1913. P. 142—144, 282—332. Миракль с таким названием был представлен в Метце в 1512 г. (Lalou E. Mystere d'un jeune enfant donne au diable // Dictionnaire des lettres francaises. P. 1051).
216

  Речь идет о легендарном короле Коморе, якобы правившем в Бретани в VI в.105 Его история представлена в источниках в двух, по-видимому связанных друг с другом, версиях.

Алан Бушар кратко упоминал Комора в своей хронике (конец XV — начало XVI в.). Он сообщал, что этот бретонский король собирался жениться на св. Трифимии — дочери Героха, графа Ваннского. Он посватался к ней, сыграл свадьбу, и через некоторое время его супруга почувствовала себя беременной. Однажды в часовне, где она молилась, ей явились призраки семи жен короля и стали уговаривать бежать прочь от мужа, говоря, что он убьет ее. Так и произошло — Комор убил свою беременную супругу. Но отец последней обратился с просьбой к св. Гильдасу, и тот оживил королеву 106.

Более интересный вариант этой истории принадлежит некоему Альберту Великому, священнику из Морлекса, и содержится в «Жизнеописании святых Бретани», составленном в 30-х годах XVII в.107 Здесь Комор превращался в «злобного и порочного сеньора», графа Корнуальского, желающего жениться на старшей дочери Герока — Трифинии. Он осмелился просить ее руки, но граф отказал Комору «по причине чрезвычайной жестокости, с которой тот обращался с другими своими женами, которых, как только они становились беременными, приказывал убивать самым бесчеловечным образом»108. Комор не признавал также церковного брака, и его жены «находились скорее на положении любовниц, нежели законных супруг»109.

Огорченный отказом Герока, Комор прибег к помощи св. Гильдаса, настоятеля местного аббатства. Тот отправился к графу и уговорил его отдать свою дочь замуж при условии, что, «если граф Корнуальский будет плохо с ней обращаться, как он делал это с другими своими женами, он будет обязан вернуть ее [отцу] по первому же требованию»110. Комор женился на Трифинии,
----------------------------------------------------

105 о Коморе (Chomor, Conomorus, Chomorus) cm.: Gazelles B. Op. cit. P. 137, n. 5. Французская исследовательница отмечает, что речь могла идти о реально существовавшем персонаже, о котором, в частности, упоминает Григорий Турский в своей «Хронике» (под именем Cuonomorus).
106 Boyard J.P. Op. cit. P. 215. Подробный анализ этого отрывка см.: Gazelles B. Op. cit. P. 137-139.
107 Albert le Grand. Les vies des saints de la Bretagne armorique. 3 ed. Renne, 1680.
108 «…a cause de l'extreme cruaut? et barbarie dont il avoit use vers ses autres femmes, lesquelles sitost qu'il les sentoit estre enceintes, il les faisoit inhumainement massacrer» (Ibid. P. 16).
109 «…Traittoit ses femmes pletost en qualite de concubines, que de legitimes epouses» (Ibid. P. 17). Тема отказа от освященного церковью брака представляет собой один из вариантов известной, например, по рыцарским романам темы страха перед любыми религиозными таинствами, которых избегали люди, связавшиеся с Дьяволом (James-Raoul D. Op. cit. P. 27).
110 «…Si le Comte de Cornouaille mal-traittoit sa fille, comme il avoit fait ses autres femmes, il s'obligeroit a la luy rendre a sa requeste» (Albert le Grand. Op. cit. P. 17).
217

и все шло хорошо, пока женщина не поняла, что ждет ребенка. Вне себя от ужаса, она попыталась бежать из замка своего мужа рано утром, пока тот спал. Однако Комор проснулся и бросился за ней в погоню: «Он нашел ее, и тогда бедная дама бросилась на колени, подняла руки к небу и со слезами на глазах стала молить о пощаде. Но жестокий палач не обратил внимания на ее слезы, схватил ее за волосы и нанес ей сильный удар мечом, ударив им ее по шее и отрубив голову»111.

Безутешный отец обратился за помощью к св. Гильдасу, который оживил Трифинию (позднее она родила мальчика и ушла в монастырь). Затем аббат направился к Комору и бросил в него «горсть пыли», которая тяжело ранила графа Корнуальского. На этом рассказ заканчивался.

Помимо подробно разработанного здесь мотива убийства беременных женщин, история Комора интересна для нас и с другой точки зрения. Именно она может поставить под сомнение версию о том, что Жиль де Ре был прототипом героя сказки Шарля Перро.

В современной литературе уже высказывалось предположение о том, что сказка о Синей Бороде складывалась на основе легенды о короле Коморе 112. На мой взгляд, эта гипотеза действительно заслуживает внимания.

Во-первых, мы имеем дело с персонажем бретонской истории (или, вернее, бретонского фольклора). Во-вторых, изначально его история никак, по всей видимости, не была связана с процессом против Жиля де Ре. Хотя мы не знаем точно, когда возникла эта легенда, но даже в XVI в. в ней не было ни малейшего упоминания о нашем герое 113. Наконец, в-третьих, между историей Комора и сказкой о Синей Бороде есть несомненное сходство. Оно заключается не только в использовании одного и того же литературного мотива — мотива убийства многочисленных жен. Так, обращает на себя внимание несомненное сходство в описании заключительных сцен, разыгравшихся между Комором и Трифинией и между Синей Бородой и его женой:
  «Он нашел ее, и тогда бедная дама бросилась на колени, подняла руки к небу и со слезами на глазах стала молить о пощаде. Но жестокий палач не обратил внимания на ее слезы, схватил ее за волосы и нанес ей сильный удар мечом, ударив им ее по шее и отрубив голову»114.
---------------------------

111 «…Il la trouva, lors la pauvre Dame se jette a genoux devant luy les mains leveesau Ciel, les joues baignees de larmes, luy crie mercy, mais le cruel bourreau ne tint conte de ses larmes, l'empoigne par les cheveux, luy defferre un grand coup d'epee sur le col et lui avala la teste de dessus les espaules» (Ibid. P. 18).

112 Boyard J. -P. Op. cit. P. 213-214; Herubel M. Op. cit. P. 117.
113 Алан Бушар сравнивал преступления Жиля с действиями совсем другого легендарного персонажа бретонской истории — некоего короля Бальдуда, который, по мнению автора, был весьма сведущ в некромантии (Bouchait A. Op. cit. T. 1. P. 91; T. 2. P. 320).
114 Albert le Grand. Op. cit. P. 18.
218

  «Синяя Борода принялся кричать так. что весь дом задрожал. Бедная женщина сошла и бросилась к его ногам, вся растрепанная и заплаканная. «Это ни к чему не приведет, — сказал Синяя Борода, — нужно умереть». Потом, схватив ее одной рукой за волосы и занеся нож другой, он уже собирался отсечь ей голову. Бедная женщина, повернувшись к нему и глядя умирающими глазами, просила дать ей одно мгновение, чтобы приготовиться к смерти»115.

О том, что история Комора дает основания увидеть в нем прототип Синей Бороды, свидетельствует, на первый взгляд, и любопытный текст конца XVIII в., не попадавший до сих пор в поле зрения специалистов.

Речь идет о сочинении некоего Жака Камбри, описавшего свое путешествие по Бретани в 1794–1795 гг. В нем говорится, в частности, о том, как в один прекрасный день рассказчик «прибыл к подножию величественных полуразрушенных стен, поросших ежевикой, терновником, кустарником и деревьями. Башни еще держались, но вид у них был заброшенный и грозный. То был замок Карноэт, где в свое время обитал барон Синяя Борода, душивший своих жен, как только они становились беременными. Сестра одного святого стала его женой. Когда она почувствовала, что забеременела, то попыталась бежать, чтобы спасти свою жизнь. Ее ужасный супруг пустился за ней в погоню, догнал и отрубил ей голову, а затем вернулся в свой замок. Святой, узнав об этой жестокости, воскресил несчастную и отправился в Карноэт, однако барон отказался опустить подъемный мост. Три раза святой просил впустить его, но безуспешно. Тогда он взял горсть пыли и бросил ее в воздух. Та часть замка, где находился барон, провалилась под землю, и дыра на этом месте существует до сих пор. По словам местных жителей, они никогда не отваживаются приближаться к руинам, так как боятся стать жертвой огромного дракона, там обитающего»116.

История Синей Бороды, рассказанная Жаком Камбри, в мельчайших деталях повторяет легенду о Коморе. За одним исключением. Главный герой назван у Камбри бароном, что заставляет нас вспомнить о Жиле де Ре, действительно носившем этот титул.

Как мне представляется, уязвимость гипотез современных исследователей о генезисе сказки «Синяя Борода» состоит в том, что все они пытаются найти единственного прототипа ее главного героя. Для одних это, безусловно, Жиль де Ре — и сказка о нем, по их мнению, возникает в конце XVI в., т. е. примерно через полтора столетия после его смерти. (Этих исследователей беспокоит всего один вопрос: как в сказке вместо убитых мальчиков появляются
---------------------------------------

115 Перро Ш. Сказки. С. 69-70.
116 Cambry J. Voyage dans le Finistere ou Etat de ce departement en 1794 et 1795 //Bibliotheque bretonne. P., 1799. 3 vol. (цит пo: Les Contes de Perrault. P. 194.
219

женщины — жены Синей Бороды117.) Другие настаивают на кандидатуре бретонского короля (или графа), полностью игнорируя как личность Жиля де Ре, так и весьма важный вопрос о времени возникновения легенды о Коморе и, соответственно, самой сказки.

В этой ситуации текст Жака Камбри обретает для нас особое значение, поскольку указывает на смешение всех трех персонажей — фольклорного, исторического и литературного. Записанный позднее сказок Ш. Перро и, по-видимому, независимый от них, этот рассказ дает представление об ином варианте бытования сказки о Синей Бороде в Бретани, а кроме того — о более сложном генезисе образа главного действующего лица. Думается, что текст, записанный Шарлем Перро,  — всего лишь один из возможных (к тому же, достаточно поздний) вариант интересующей нас сказки 118.

Пытаясь проследить пути ее создания, мы, к сожалению, можем выделить и исследовать лишь те мотивы, которые были зафиксированы в письменной традиции. Хотя их основная часть имеет, безусловно, фольклорное происхождение, мы не в состоянии оценить, насколько большое (а, возможно, решающее) влияние оказала на окончательный вариант сказки традиция устная. Таким образом, вопрос об «участии» (или «неучастии») Жиля де Ре в создании образа Синей Бороды представляется мне одним из немногих действительно решаемых на доступном нам материале.

Если допустить, что легенда о Коморе и, безусловно, связанный с ней изначальный вариант сказки предшествовали по времени процессу над Жилем (либо существовали с ним параллельно, т. е. независимо от него), многие вопросы, считающиеся до сих пор спорными или неразрешимыми, снимаются сами собой. Так, в частности, исчезает проблема таинственной трансформации якобы убитых Жилем мальчиков и жен Синей Бороды, поскольку его судебный процесс перестает быть первым звеном вцепи рассматриваемых событий, и, следовательно, никакой трансформации не происходит вовсе. Да и сам герой не может более претендовать на роль единственного возможного прототипа Синей Бороды. Скорее, следует говорить о влиянии самой сказки на процесс сира де Ре, на его образ в памяти ближайших и более далеких потомков. Именно этим влиянием мы можем отчасти объяснить возникшие позднее обвинения Жиля в убийствах беременных женщин.
----------------------------------------
117 М. Казаку, например, утверждает, что в сказке невозможно представить сексуальное насилие над детьми, которые — по этой причине — заменяются на женщин (Саzacu М. Ор. сit. Р. 38-39). Действительно, ни в одной сказке мы не найдем этого мотива, нет его и в справочнике Аарне-Томпсона. Однако французский автор не учитывает, что весьма распространенный мотив поедания (в том числе и детей) в сказке бывает равнозначен сексуальному акту.
118 Как отмечает аббат Боссар, в записи Ш. Перро сказка о Синей Бороде получает христианскую интонацию и дополняется деталями, характерными именно для XVII в. Так, только тогда жена Синей Бороды могла попросить четверть часа, чтобы подготовиться к смерти (одеться прежде всего).
220

Если представить процесс мифологизации личности Жиля де Ре графически, то вместо «традиционной» схемы, связывающей напрямую двух героев:

            Процесс Жиля де Ре:        →       Сказка «Синяя Борода»:

            убийство мальчиков                    убийство жен

мы получаем весьма сложную систему, в которой оказываются задействованы самые разнообразные — как литературные, так и реальные — персонажи:


Как мне представляется, нантские судьи совершенно сознательно использовали в деле Жиля де Ре хорошо им известные принципы построения сказочного нарратива. Они предоставили окружающим самую простую — я бы даже сказала, примитивную  — объяснительную схему действий обвиняемого, превратившую его в настоящего  — такого страшного, но вместе с тем и такого понятного (понятно, почему страшного) — сказочного злодея.

«Известен рецепт хорошей фантастической сказки: начните с точных портретов каких-нибудь странных, но реальных личностей и придайте им черты самого мелочного правдоподобия. Переход от странного к чудесному почти незаметен, и читатель таким образом окажется в области фантастики раньше, чем успеет заметить, что покинул действительный мир»119.

Стоит ли говорить, что многие знатоки истории Жиля де Ре так и не заметили этого перехода? Для них он до сих пор остается Синей Бородой, страшным сказочным персонажем, настоящим преступником, которого, возможно, никогда на самом деле не существовало…
-----------------------------------------

119 Мериме Л. Статьи о русских писателях, М., 1958. С. 8.


Проявить геройство, хитрость, мудрость, ловкость при помощи волшебных средств – это особый, специфический сказочный героизм в отличие от героизма эпической поэзии, носящий совершенно иной характер © В.Я. Пропп


Вы можете обсудить эту тему в комментариях.