Сказки про Бабу-Ягу. Мастер сказок. Испытание собственной силы

Темный худой человек шел по знакомому морскому берегу. За его спиной виднелись древние развалины, окутанные тайнами и легендами, впереди расстилалась гладь моря, залитая светом полной луны. Все дышало покоем и гармонией, если бы не маленькая фигура, сжавшаяся в комок у полосы прибоя. Темный вгляделся, и в глазах его зажегся огонек:
— Экзистенциальная дерзость моя пришла, — с появлением этой особы прежняя жизнь неизменно летела кубарем, а у местных жителей случались крупные неприятности. Намного более крупные, чем маленькая женщина, их приносившая.
Темный опустился на мокрый песок и нежно позвал:
— Здравствуй, золотая моя. Столько закатов и рассветов прошло…
Женщина не откликнулась и не подняла глаз, только руки, выстраивающие из горсти камней на песке сложную фигуру, вздрогнули.
— Ты ушла и дом мой опустел, хорошая моя…
— Она не будет с тобой говорить, она больше не верит таким словам, — раздался голос справа. Темный взял в руки старое зеркало и посмотрел в него. По зеркалу прошла рябь, и неуверенный голос начал:
— Согласно старым преданиям, отрывочным и неполным, за…
— Не стоит. Меня. Называть, — слова падали как камни.
— Понял, шеф. А что тебе от меня тогда нужно?
— Правда нужна. Что она тут делает?
— Сидит. Камешки свои раскладывает. Она тут не первую ночь сидит, да что там: не первый год уже.
— А это — брызги прибоя или слезы?
— Слезы. Она иногда плакать начинает молча, потом перестает, потом снова плачет.
— Я ее с собой заберу. Она ко мне всегда приходила, когда ей плакать хотелось, нечего ей тут одной быть.
— Не пойдет она с тобой. И на руках не унесешь, она теперь больше, чем ты. Так получилось.
Темный посмотрел на Ягу и на светящиеся камни у нее в руках, под которыми песок казался бездонной пустотой.
— Насколько я помню, в ее истории берег моря был. Когда Велес ее гроб на берег вытащил, это как раз у моря случилось. Но ведь Боги оживили ее по его просьбе, и все стало хорошо?
— Брехня все это.
— Не понял.
— Сказка была неправильная. Она отказалась ее жить, оживать тогда отказалась. С тех пор так и сидит, считает, что так будет лучше. И не на берегу моря, а над морем. Так звезды лучше видно. А мир теперь вокруг нее вертится. Ну, вернее, вокруг меня, но она же теперь со мной.
Темный огляделся, посчитал расстояния, присвистнул:
— Так ты, получается, финикийская звезда?
— Догадливый. Самая что ни на есть. Всегда говорю правду и верно указываю путь.
— А она… Большая Медведица? А как же сценарий ее жизни? А Велес?
— Велесу больше по бабам не бегать, он небесных коров пасет недалеко от нас. Как ему и полагается: запускает небесные циклы. Так что, все теперь правильно, прореха в ткани мироздания заштопана. А сценарии… Наверное, есть люди, которые продолжают в них играть. У нее теперь другие игрушки. Она, правда, думает, что это — просто камни, которые она у кузнеца из печи выгребла вместе с золой, но ты же видишь, что это — звезды? К утру солнце встанет, и мы отправимся домой с ней, за это время твой берег моря как раз станет нашим Лукоморьем. А вечером вернемся.
— А как же воля Богов?
— Ну, а что Боги? Утерлись. Против ее воли они ее оживить не могут. Впрочем, против них выстоять ей куда как проще было, чем против тебя, с твоей нежностью…
Темный положил зеркало на песок, присел рядом с Ягой, взял ее за руку и, поймав наконец ее взгляд, шепнул «Спасибо». Погладил на прощание по руке и поднялся:
— Зеркало, на последний вопрос ответишь? Почему она плачет, если все теперь хорошо и правильно?
— Она еще помнит, как была живой.
